Плыть против течения (ЛП) - [55]

Он утих. И я верила ему, потому что если бы он сказал мне о них до того, как я их увидела, я бы не поверила, даже если бы увидела дневники. Я бы назвала это фольклором, выдумкой. Древние люди монстрами объясняли то, что не могли понять. А существа в это время ждали. Выжидали.

Они были слабее после долгих лет плена. Но были сильнее горюющей женщины, хотя она смогла уйти. Не сказала нам. Скрыла. Вернулась домой и стала меняться. За минуты или часы. Потому у них было два вида зубов, как я думала. Одни для еды, другие — для обращения нас в них. Я была права, они были как змеи с ядом в клыках.

Прошлой ночью Кора видела, как один укусил Джеймса — и этой ночью он был на площади в клетке. Все решил укус.

— Они могут превращать нас в таких, как они? — спросила я.

— Если не убивают сразу же.

Я подумала о Коре. Может, я ошиблась, и она не была припасенной едой. Может, они хотели от нее чего-то еще.

— Потому ты стрелял в нее? В ту ночь?

— Я не стрелял в нее. Она напала, скаля зубы. Я пытался — если бы она прошла мимо меня, добралась бы до тебя. Но я не мог выстрелить, хоть она изменилась. Я выстрелил четыре раза, но не целился, следы от пуль остались в стене. И я выбил окно.

Я попыталась вспомнить комнату, следы на стенах, но они были скрыты обоями с цветами. Наверное, нужно было приглядеться, чтобы заметить их.

Крови не было. Она была бы там, где бы он застрелил ее, и много, но ее не было. Ни капли. Я смотрела вдаль, поражаясь, что не поняла этого раньше. Я помнила стекло на полу, еще теплый пистолет, когда я подняла его, но крови не было.

— Она выскочила в окно. Я пошел искать ее, но она пропала — ушла к ним, наверное. Инстинкт звал ее домой после превращения, или туда, где на нее напали. А на следующий день пошел дождь, стал ливнем, и озеро наполнилось. И они снова были заперты.

— До этих дней.

— До этих дней, — согласился он.

Он знал все те годы. И молчал. Давал всем верить, во что они хотели, смотрел на озеро и думал, вернутся ли они. Вернется ли она.

Он сказал мне, что она ушла, так и было. Я спросила, вернется ли она, и он сказал, что не знал.

Это была правда. Все это время это была правда.

— Ты должен был рассказать мне, — о маме, но он не понял и решил, что я о существах.

— Я рассказал бы, когда ты подросла. Рассказал бы все, даже о ней. Я убедился бы, что ты поняла. Есть традиция, передающаяся наомфуилу от наомфуила. Мы проводим три ночи у озера возле горы. Это ритуал перехода, чтобы рассказать старые история и передать знания. Я показал бы тебе те дневники, что ты нашла. После этого тебе нужно было бы их изучить. Понять символы, — он сделал паузу. — Это если бы ты хотела стать наомфуилом.

Я и не знала, что был выбор.

— Думаю, некоторые символы я поняла, — сказала я. — Луна — это фаза луны, да? А цветы указывают на месяц.

— Верно, — его голос был теплым. Гордым. — Совершенно верно.

— Что там еще?

— Всякое. Я покажу… — он замолк. Он не мог мне показать, если Жиль хотел его повесить.

— Но она не мертва. Мы ее видели. Нужно лишь показать Жилю, и ему придется тебя отпустить. Она — доказательство, что ты невиновен.

Но в тишине голосов в моей голове шептал, что это не важно. Жиль никогда его не отпустит, ведь, наконец-то, поймал.

— Есть лекарство? — сказала я. — Мы можем ее вернуть? Тогда она расскажет ему сама? В дневниках должно быть.

Он долго молчал.

— Я смотрел. Конечно, я искал.

— И?

— Мы посмотрим снова. Вместе. Когда это кончится.

В его голосе была нежность отца, пытающегося убедить дочь, что все будет хорошо. Жаль, что он врал.

— Не стоит мне врать, — тихо сказала я. — Я уже не ребенок.

— О, Альва, — попытался утешить меня отец. Но не мог. Тут не было утешения.

Те, кого они не убивали, становились как они, пополняли их ряды. Моя мать. Джеймс. Я подумала о Гэване. Его укусили, как скоро он станет таким?

Я боялась раньше, представляя, как они доберутся до Балинкельда и дальше под покровом тьмы. Но теперь было хуже. Потому что они будут расти в количестве, добираясь до новых мест. Они будут двигаться, пополнять ряды, будто болезнь. Зима придет, и их никто не сможет остановить. Ни подковы, ни пули…

Мои мысли застыли.

Серебряные подковы на домах.

Серебряные пули в пистолете.

Серебро.

— Пистолет, — сказала я. — Из которого ты стрелял в ту ночь. Револьвер. Пули серебряные?

— Как ты… он у тебя? — удивился отец. — Я думал, она его как-то забрала… Да, они серебряные. Только это работает против них, по легенде. Я купил ей пистолет, когда мы женились. Это традиция наомфуила — давать что-то серебряное невесте.

— И ты выбрал пистолет с серебряными пулями?

— Она попросила. Хотела свой пистолет. Он еще у тебя?

— Он дома, — я надеялась.

— Он нам нужен.

— Сначала нужно выбраться отсюда, — ответила я.

И спохватилась. Нам. Он был долгое время моим врагом. Я не могла теперь считать его союзником. Но он был им. Всегда был. Мы потратили так много времени.

— Ты не убил ее, — сказала я. Было важно услышать это.

— Нет.

— Прости, — это тоже было важно. — Я думала… я так долго думала, что ты это сделал… я боялась…

— Думала, что я убил бы и тебя? — он звучал печально.

— Прости, — повторила я.