Плясать до смерти - [42]

Среагировала вяло. Ну что за натура?! Могла бы поддержать, оценить, что отец ее тоже чего-то стоит! Всегда у меня так: лечу восторженно, как мотылек, — и мордой об столб.

— Тебе, наверное, нужно помочь с переездом? — мрачно проговорила она. «Раскусила мой подлый расчет!» Но зачем видеть только изнанку? — Хорошо, — добавила, помолчав: — Мы все сделаем.

И они сделали! Мы с Нонной, чтобы не мешаться, уехали в Елово, а когда вернулись, все было упаковано.

И Колька, оказывается, рукаст. Сидит, улыбается, доволен. Ясно и просто: будь у них нормальная, понятная работа, как в крестьянстве, и не надо было бы никого спасать, спаслись бы сами. Но они же интеллектуалы! Ты сам это «прописал»! Однако польза от переезда все же была, я понял: могут они!

Скоблы помогли и машиной, и грузить. Ну просто дружный семейный клан. Уезжая, расцеловались! Спустились и Анна Сергеевна с Варей, взволнованные, тоже неслучайные в нашей жизни люди. Бывает же хорошо!

И вот мы на Невском. Пустые красивые комнаты. Ну что? Распаковываемся?

— Останься, Настя! Живите здесь! Вон как тут хорошо!

— Нет! — сжав зубы, процедила она.

И они уехали. Уже — екнуло сердце — навсегда.

Жить, как она хочет, можно лишь там!

Полгода — звонки лишь по телефону. И вдруг звонок в дверь. Настя? Все поняла? «Расколдовалась» и «ожила»? И сейчас обнимемся?! Распахнул дверь…

Откуда ты, прелестное дитя?

Варя! Бывшая соседка с бывшего «верхнего этажа»…

— Проходи, — не совсем уверенно произнес.

Совсем уже девушка стала. Сердце мое запрыгало. Не о том думаешь!

— Я к вам пришла… — смущенно потупилась.

Вижу.

— …очень неприятную вещь рассказать.

И эта туда же!

— Говори. Садись.

— Я постою.

Ну хватит уже смущаться! Не за этим пришла!

— Я была у Насти.

Все ясно. Правда, детали бы хотелось узнать. Хотя и не очень.

— Она ужасно как пьет! При мне выпила две бутылки.

— Чего?

Зарделась. Эту подробность ради девичьей солидарности решила не выдавать. Ну спасибо.

— Потом мы пошли с ней гулять…

Отлично.

— …и она купалась в Ольгином пруду. Поплыла прямо в платье! До острова доплыла. Потом приплыла обратно. И прямо так и пошла…

— Да.

Удивлена, видимо, моей реакцией. Но если зажатым не быть — разлетишься!

— А знаете, чем они зарабатывают на выпивку?

Решила все-таки вышибить у меня слезу?

— Чем?

Все же на выпивку, а не на наркотики!

— Взяли в какой-то театральной студии…

Значит, какая-то капля истины в Настькиных показаниях есть?

— …старинные костюмы.

Запнулась. Ну-ну, не стесняйся! Что уж такого ужасного может быть в старинных костюмах?.. Может, оказывается!

— И стоят у фонтанов. Изображают Екатерину и Петра, просят фотографироваться!

— Да…

— Причем вызывают лишь хохот! Дородная Настя — очень она растолстела — и маленький «Петр Первый», до плеча всего ей!

Да. Вот это «театр»!

— И… фотографируются с ними?

— Только если кто хочет поиздеваться!

— Ну спасибо тебе.

Ушла несколько ошеломленная. Ждала рыданий? Это потом.

Эх, Настя! Спасла Кольку? Погубила себя! И без него бы погибла.

— Привет, Настюленька! Как дела?

— Нормально, — несколько настороженно произнесла: с чего это я такой веселый?

— Хочу похитить тебя.

Долго кашляла. И выкашляла все плохое. Спросила радостно:

— А куда?

— А в Елово! Хочешь? Кузя зовет.

Елово для нее — «место обетованное». Последнее, наверное, что еще светит ей!

— Хочу!

Отлетели и Колька, и псы, и бутылки! Ура!

Кузя — в беде. Настя это любит — покровительствовать.

— Ну что, Кузярушка, бедный?! — взъерошила поредевшие его кудри.

Чего он тут сидит? Если вспомнить классику (а почему бы ее не вспомнить?), ходит в заброшенном Доме творчества, как всеми забытый слуга Фирс посреди загубленного вишневого сада! Кто только здесь не хаживал! Лучшие умы! Разве что кроме Чехова, все писатели жили. И Кузя как бы это хранит: почти каждый день приходит с дачи, «подправляет» гнилье.

А вокруг самостийная стройка идет! Самосвалы грохочут. Растут глухие заборы. Все в сизом чаду!

Снесли угол нашей ограды, и глубокие грязные колеи идут через сад, где мы когда-то гуляли, предаваясь высоким размышлениям.

Но умам нашим недоступно: что строят? Говорят, самую высокую резиденцию. Зачем она им в этой глуши? Бетонные стены поднимают со всех сторон. Испуганные дачники сгрудились здесь, иногда выбегают, стоят в колеях. Но самосвалы, эти циклопы (стекляшка-кабина сдвинута вбок), словно и не людьми управляются, за сизыми стеклами их не видать.

Пропадет Кузярушка здесь! Алка давно на него рукой махнула. Но Настька — ожила! Румянец появился, засияли глаза.

— Давайте Тимчику позвоним, он снимет!

Тимчик теперь телебосс!

Какой-то фургон через сломанный забор прямо под окна подъехал. Ничего уже не боятся! Выбежали, чтобы ругаться, и тут увидели надпись: «Телекорпорация!» Причем прогрессивная!

И Тимчик наш вышел!

— Ну что, попухаете? Молодец, Настька, что позвонила! — глянул на череду самосвалов. — Распоясались тут! Привет, папа!

Впервые такое — Кузе!

Я тихо оставил их.

Жора позвонил, лучший друг!

— Чего там в Петергофе творится у нас? Мутно чего-то. Съездим давай. Я думаю, — он добавил язвительно, — Колька отыщет свою жену? Надо решать это дело.

Да. Это дело надо решать. Убедился, как только вошел. Горы заплесневелой посуды, отходы все на полу — хоть зажимай нос! По идее мать, то есть Нонна, должна была с этим разобраться, но с порога на нее, вошедшую первой в родовое свое гнездо, кинулись остервенелые псы, скаля клыки! Да она и без псов бы не справилась, ослабела совсем! И среди всего этого ада — несчастный Колька.