Плутониевая зона - [60]
— Как это — никто?! — активно завозражал Шутов. — А мы? Мы поможем. Какая болезнь? Адрес? Напишите заявление на мое имя. Мы все устроим.
Павел Анатольевич немного горячился и сбивался с запланированного тона.
— Нет, нет. Не уговаривайте меня, Павел Анатольевич. Тут необходимо мое личное присутствие. Внимание, уход и все такое… Вы же понимаете?
Вежливое лицемерие с обеих сторон продолжалось еще несколько минут. Собеседники топтались на месте. Первым шаг в сторону пришлось сделать Шутову.
— Ольга Константиновна, милая вы моя, — расстроенно поведал он, — вы же знаете, что выезд из нашей засекреченной зоны крайне ограничен. Практически — запрещен.
— Но ведь я освобожденная? — удивилась Ширяева.
— Да, да. Конечно… Но… Это между нами, конфиденциально. У нас есть строгое указание: предоставлять таким, как вы, работу по специальности здесь. На месте. С заключением добровольного трудового договора на несколько лет.
— Я не совсем вас понимаю, Павел Анатольевич, — Ширяева теперь упорно пыталась перейти на сухой официальный тон. — Я свободна в своем выборе или нет?
— Как бы это сказать точнее, чтобы не исказить истинный смысл, — Шутов, прогуливаясь, зашел за спину сидящей перед ним женщины. — И да, и нет. Вы уже не заключенная. Вы освобождены из лагерной зоны. Вы теперь перешли в статус вольнонаемной. Но с проживанием на территории общей зоны.
Шутов сделал рукой круговой жест, олицетворяющий невидимую зону.
Ширяева молчала с мрачным и решительным видом, готовая к взрыву.
— К тому же… буду с вами откровенен до конца… Мы имеем на вас определенные виды…
— Какие виды? — Ольга не могла уже сдерживать накипающего раздражения, и оттого вопрос получился резким, как выпад.
Павел Анатольевич не стал отвечать сразу. Он прошелся несколько раз по кабинету, глядя себе под ноги, как будто собираясь с мыслями перед решением важной задачи.
— Ольга Константиновна, я буду с вами предельно откровенен. Хотя, честно говоря, мне это нелегко дается. В данный момент.
— Будьте уж так любезны. Сделайте одолжение.
— Мы прекрасно знаем, — продолжал Шутов спокойным, ровным голосом, не обращая внимания на ее вспышку, — в каком нелегком положении вы сейчас находитесь
— Да? В каком же?
— Ну, вы и сами прекрасно знаете. Конечно, четыре месяца — срок еще невелик. Но ведь что-то надо предпринимать уже сейчас.
Ольга мгновенно остыла от своего нарастающего гнева: «Всё знают! Всё».
— А мы хотим вам помочь, — продолжал скрипеть шагами Шутов. — И поможем, поверьте мне. Поможем обрести здесь, в нашем прекрасном городе, законную порядочную семью. У нас есть уже на примете несколько вполне подходящих людей. И по возрасту… и-и… по образованию… и…
— Что вы говорите? Какая предусмотрительность!
— Но мы надеемся, — Шутов не обращал никакого внимания на ее язвительность, — что и вы нам поможете кое в чем.
— И в чем же, Павел Анатольевич?
— О, это совсем не тягостное бремя. Можно сказать, сущие пустяки.
Шутов сделал паузу. Собрался.
— Нам известно, что в последнее время вы часто встречались с нашими ведущими учеными. И командированными в том числе. Ну, на их литературных посиделках, диспутах об искусстве, архитектуре… И тэ дэ и тэ пэ…
«Вот сволочи! — мелькнуло у Ольги в голове. — Ну-ну, пусть расскажет все, что знает».
— Вы поддерживаете с ними дружеские отношения. И это прекрасно. Да, прекрасно, заверяю вас. Им нужны иногда для равновесия в жизни непроизводственные контакты. И с женщинами особенно. Тем более с такими… тонкими и изысканными, как вы… Это их, как бы это сказать… смягчает, снимает нервное напряжение. Скрадывает вынужденное длительное одиночество. Мы ведь, в конце концов, отвечаем головой за их жизнь, необходимую в данный момент нашей Родине. И нам небезынтересен их досуг, мысли, настроение. Понимаете? Мы их обязаны оберегать от всяких случайностей, а значит, должны знать о них все. Для их же безопасности. Поэтому было бы неплохо, чтобы вы, продолжая с ними встречаться, теперь уже как совершенно свободный человек, делились и с нами своими впечатлениями об этих встречах. Ну и так далее…
Как большие артисты перед театральной публикой, Шутов постепенно в процессе монолога входил в роль. И оттого слова его приобретали выстраданную убедительность.
— Как же вы все это представляете в действительности? — поинтересовалась Ширяева.
— А очень просто. Никаких специальных заданий мы вам давать не собираемся. Боже упаси! Просто вы сами периодически, когда у вас выдается свободная минутка, заходите по-дружески ко мне в кабинет… Нет, лучше кто-нибудь заходит к вам домой, в новую квартиру… И вы беседуете с ним полчасика, за чашечкой чая. Вот, собственно, и все.
— Как же вы, Павел Анатольевич, можете доверять мне, если я была осуждена за антисоветскую агитацию? Вам же известна моя статья?
— Вот и хорошо! — подхватил Шутов. — Очень хорошо. Они — это самое главное — будут больше доверять вам как пострадавшей. С вами они будут более искренни и откровенны. И это очень важно. Партия учит нас судить о людях не только по их делам. Но и по словам, мыслям, общему настрою.
Ширяеву тяготил этот разговор. К тому же с каждой минутой ее все сильнее поташнивало.
Повесть посвящена всем, кто участвовал в создании первой советской атомной бомбы: ученым, конструкторам, разведчикам, а также инженерам, лаборантам, рабочим и заключенным, вынесшим на своих плечах все тяготы строительства и освоения первых атомных объектов.В историческом плане настоящая повесть является продолжением предыдущей повести «Накануне аврала», но в литературном отношении это — самостоятельное художественно-документальное произведение.В повести использованы подлинные документы, рассекреченные в последние годы («Атомный проект СССР», т.
«Пусковой объект» — вторая повесть автора, написанная в жанре письменного рассказа. В ней отражена неизвестная широкой общественности «закрытая» страница в «атомной» истории СССР. Автор является участником тех событий, что придает повествованию достоверность и искренность.В Главе 2 использованы факты из документальной книги австрийского ученого А. Вайсберга «Россия в горниле чисток.» (1951 г.)Автор выражает благодарность Институту содействия общественным инициативам «ИСАР» за финансовую поддержку при издании повести.
Большинство книг, статей и документальных фильмов, посвященных панку, рассказывают о его расцвете в 70-х годах – и мало кто рассказывает о его возрождении в 90-х. Иэн Уинвуд впервые подробно описывает изменения в музыкальной культуре того времени, отошедшей от гранжа к тому, что панки первого поколения называют пост-панком, нью-вейвом – вообще чем угодно, только не настоящей панк-музыкой. Под обложкой этой книги собраны свидетельства ключевых участников этого движения 90-х: Green Day, The Offspring, NOF X, Rancid, Bad Religion, Social Distortion и других групп.
В книгу вошли статьи, посвященные произведениям разных эпох русской литературы, – от средневековья до современности, в которых прослежено пушкинское начало. Особый раздел книги содержит анализ документальной пушкинской прозы, в которой бьши предвосхищены ныне актуальные художественные искания.
Сэм Хьюэн, шотландский актёр театра, кино и телевидения («Чисто английские убийства», «Чужестранка», «Шпион, который меня кинул», «Бладшот»). Грэм Мактавиш, шотландский актёр (Трилогия «Хоббит», «Чужестранка», «Чисто английские убийства», «Люцифер», «Ведьмак»). «Шотландия. Земля кланов» – это история страны, написанная актерами и друзьями, Сэмом Хьюэном и Грэмом МакТавишем. Обладающие блестящим чувством юмора и преисполненные любовью к родной земле эти два шотландца отправляются в путешествие, чтобы показать изнутри жизнь горцев, их традиции, обычаи и, конечно же, красоту природы.
Обновление Нечерноземья идет хорошими темпами. Однако, как и в любом большом деле, здесь возникает множество проблем. Как успешнее решить их, как быстрее и качественнее освоить огромные капиталовложения, которые вкладывает государство в освоение и развитие исконных русских земель, — вот основной вопрос, который волнует автора и героев очерков — от тракториста до секретаря райкома партии.
История СССР часто измеряется десятками и сотнями миллионов трагических и насильственных смертей — от голода, репрессий, войн, а также катастрофических издержек социальной и экономической политики советской власти. Но огромное число жертв советского эксперимента окружала еще более необъятная смерть: речь о миллионах и миллионах людей, умерших от старости, болезней и несчастных случаев. Книга историка и антрополога Анны Соколовой представляет собой анализ государственной политики в отношении смерти и погребения, а также причудливых метаморфоз похоронной культуры в крупных городах СССР.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.