Плоть и кровь - [146]

Сьюзен отступила от нее.

— Я знаю, — сказала она. — Я точно знаю, что говорю. Я хочу, чтобы ты отвезла его домой, Магда. Чтобы убрала его отсюда. Сделай это, и я никогда ни о чем тебя больше не попрошу.

Чья-то рука коснулась ее плеча. Рука Билли.

— Все в порядке, — сказал он ей на ухо.

— Нет, не все, — ответила она.

— Давай пройдемся немного. Выйди отсюда, прогуляйся со мной, ладно?

— Нет. Я не могу уйти.

— Мы же вернемся. Ну, пойдем.

Он взял ее за руку, и Сьюзен обнаружила, что идет за ним. Вовсе того не желая. Они шли по оставленному между рядами кресел проходу. Тодд нагнал их, попытался что-то сказать. Билли махнул ему рукой: отойди.

— Нам с ней нужно поговорить с глазу на глаз, — сказал он. — Я приведу ее назад.

— Сьюзен? — произнес Тодд.

— Все хорошо, — сказала она. — Я пройдусь с Билли.

Они покинули морг, пошли по каменным плитам дорожки к улице. Морг стоял, окруженный богатыми старыми домами, на улице, вдоль которой выстроились деревья, уже начинавшие понемногу желтеть. Билли, держа Сьюзен за руку, вел ее по тротуару, испещренному трещинками, в которых рос густой изумрудный мох.

И Сьюзен поняла, что может быть рядом с братом. Только с ним, только его присутствие она готова была сносить. Может позволить ему держать ее за руку. Может идти бок о бок с ним.

— Крутенько ты обошлась со старым мерзавцем, — сказал Билли.

— Я не могу разговаривать.

— И не надо. Просто погуляй со мной, пока не почувствуешь, что успокоилась и сможешь выдержать службу. Лучше поприсутствовать на ней, если тебе это под силу.

— Не уверена, — сказала она.

— Поживем — увидим. Пройдись немного и посмотри, что будет дальше.

Она шла рядом с братом. Ничего другого ей не оставалось. Позволяла ему держать ее за руку, вести мимо домов с их лужайками, крылечками, цветочными клумбами. И спустя какое-то время сказала:

— Я не могу выносить его присутствие.

— Ты убьешь его, если заставишь уйти, — ответил Билли. — Он и так уж чувствует себя страшно виноватым.

— Он в жизни не чувствовал себя виноватым хоть в чем-то.

— Сейчас чувствует. Поверь мне.

— Ты ничего не знаешь. Даже представления не имеешь.

— Это ведь я хотел когда-то убить отца, — сказал Билли. — А ты его защищала.

— Тогда мы были детьми.

Некоторое время они шли в молчании. Сьюзен наполняла добела раскаленная, бесстрастная ярость, не походившая ни на что ей известное. Она желала краха людям, владевшим этими уютными домами, ухаживавшим за этими дворами или платившим за уход кому-то другому. Она желала им разорения, болезней, немыслимых утрат. Она коснулась ствола одного из деревьев и представила наводнение, волну, которая катится по этой безобидной улице, стену вспененной грязи, выламывающей двери домов и выносящей из них часы, книги, кресла. Ей хотелось вернуться на такой волне в морг, броситься на гроб сына и лететь на нем по воде, сметающей разрушенный мир. Воображению Сьюзен явились тонущие живые люди и мертвецы, выплывающие из могил, — батальоны гробов, несущихся мимо безмолвных разбитых фасадов домов и магазинов.

— Ну что, получшело немного? — спросил Билли.

— Не знаю. Может быть.

— Службу выдержишь?

— Наверное.

Они развернулись и пошли назад, к моргу. Билли сказал:

— Он всего лишь старик. Постарайся не забывать об этом.

— Ты помнишь, как он тебя избивал? — спросила Сьюзен.

— А помнишь, ты все твердила мне: он сам не знает, что делает.

— Да.

— Как давно это было, — сказал Билли.

— Да уж, давно.

— А теперь он старик, и, знает он или не знает, что делал, когда мы были детьми, сейчас он почти сходит с ума от чувства вины за случившееся. И может, нам не стоит его добивать, как ты думаешь?

— Наверное.

— Да и тебе бы от этого легче не стало. Ты только не думай, что я лезу к тебе с советами или еще что.

— Нет. Я понимаю, о чем ты говоришь.

Они вернулись к моргу, прошли по каменной дорожке, миновали скромную железную табличку с витиевато оттесненными на ней именами владельцев похоронной конторы — двух братьев. Внутри, в вестибюле, в зеленом коридоре ничто не изменилось. Такими они и останутся навсегда. Билли проводил ее до зала прощания, и когда они вошли туда, по рядам скорбящих прокатился приглушенный рокоток узнавания. Сьюзен услышала его. И вспомнила день своего венчания, тот миг, когда зазвучал марш и она — в свадебном платье и фате — вступила в проход церкви. Рядом с ней шел Тодд, а по другую ее руку — мать.

— Все в порядке? — спросил Тодд, и одновременно с ним мать спросила:

— Что происходит, милая?

— Все хорошо, — ответила она. — Просто мне нужен был свежий воздух.

— Посиди немного, — сказал Тодд. — Вот здесь.

— Нет-нет. Все хорошо, правда.

Она старательно успокаивала их, но все ее внимание было приковано к отцу, который ждал ее в конце прохода, у гроба Бена. Оставив Тодда, Билли и мать, она пошла к нему по проходу.

— Сьюзи? — пролепетал он. Лицо у него было загнанное, ожидающее, полное загубленной надежды. В строгом костюме, напряженный, пристыженный, загорелый, измученный, с обвисшими щеками.

— Здравствуй, папа, — сказала она.

— Все в порядке?

— А как ты думаешь?

— Не знаю. Я не знаю, что мне думать.

Она подошла к нему вплотную, крепко сжала ладонями его нижнюю челюсть. Она знала, какой безумной, какой мстительной выглядит — поняла это по ужасу, мелькнувшему в его глазах.