Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина - [8]
Мы жили на втором этаже, так что, пока Хола была маленькой, я таскал ее на улицу на руках. Повзрослев, она требовала таких же почестей. Стоило нам приблизиться к лестнице, как она усаживалась на верхнюю ступеньку и поднимала на меня горестный взгляд мерцающих карих глаз. Сдвинуть ее с места не было никакой возможности.
Пока я спускал ее и поднимал обратно, она крутила головой по сторонам, словно маленький перископ, всем своим видом демонстрируя восторг первооткрывателя. В эти моменты она была счастлива. Впрочем, по мере того, как ноша увеличивалась в весе, я все чаще задумывался о том, чтобы сходить к массажисту и попросить вправить позвонки. В конце концов Холеватор прекратил работу.
Холу это не смутило: у нее уже был наготове план Б.
Заключался он в изменении ее ночных привычек. Зенненхунды спят очень чутко, беспокойно постанывая во сне, или же ночь напролет слоняются по квартире в поисках невидимых коров, которые без их бдительного присмотра тут же убегут в лес. Когда Хола была еще щенком, мы с Глорией разделили обязанности: жена обязалась приучить собаку к лотку и сделать все необходимые прививки, а я взял на себя кормежку и общий уход. В результате именно меня Хола выбрала для своей диверсии.
Начать с того, что к двум годам она завела привычку посреди ночи запрыгивать на кровать и укладываться между мной и женой. Поразительно, что по прошествии трех лет Глория так и не смирилась с этим.
— Она не должна спать с нами в кровати! — возмущалась жена.
— Конечно не должна.
— Это ты ее поощряешь.
— Неправда! Я сплю. Как я могу ее поощрять?
— Ты улыбаешься во сне. И это вводит ее в заблуждение.
На самом деле, если кто и улыбался во сне, так это Глория — пусть и еле заметно. Я всегда считал, что это прекрасно отражает ее характер.
Стоило нам с женой лечь, как Хола устраивалась на полу с моей стороны кровати. Весьма правдоподобно изображая похрапывание, эта зверюга выжидала удобного момента. Кто не знает, зенненхунды дремлют с полуприкрытыми глазами — причуда анатомии, приписываемая двойному веку и наследственному пороку под названием «эктропион», — так что определить, когда они спят, а когда притворяются, трудно, а в нашем случае — невозможно.
Как только мы с Глорией засыпали, Хола рывком плюхалась на кровать и ложилась посередине, что отнюдь не радовало мою дражайшую половину.
— Она что-то против меня имеет, — наконец пожаловалась Глория. — Это раздражает.
— А по-моему, это очень мило. Ты ей нравишься.
— Напротив. Я поняла, чего она добивается.
— Чего?
Глория смерила меня возмущенным взглядом, который прекрасно был мне знаком:
— Ты все равно не поверишь.
— А ты попробуй скажи.
Через пару ночей она все-таки призналась. Я лежал в кровати, потягивая «Элефант» с солодом и листая Агату Кристи; Глория клевала носом, но продолжала поглаживать Холу, лежавшую у нее на ногах.
— Знаешь… она пытается выпихнуть меня из постели, — вдруг услышал я. — Да, спихнуть на пол.
— Не говори ерунды. Просто она большая и все время ворочается.
— Ты проводишь с ней кучу времени. Она ждет удобного случая. Я порчу ей всю картину.
— Перестань, — рассмеялся я. — Что за глупости. Она тебя обожает.
— Она хочет выгнать меня из постели. Это часть ее генерального плана.
— Какого еще плана?
— Она собирается стать хозяйкой в доме. Эта маленькая сучка. О, я ее хорошо изучила. Вылитая Бонни Уэльс из средней школы. Наверняка у нее где-нибудь припрятан дневник, и она там пишет по ночам: «Сенатор и миссис Хола Кин»… Всю ночь выпихивает! Какой кошмар…
— Слушай, тебе надо выспаться. Это просто собака. Она не такая умная.
— О, достаточно умная, — возразила Глория. — Достаточно.
Затем она смерила меня взглядом, в котором, как мне показалось, было простое любопытство.
— Марти, сколько ты сегодня выпил?
— Не знаю. А что?
Пауза.
— Почему бы тебе не заняться йогой по утрам? Тебе вроде бы нравилось.
— Иногда я прямо чувствую порыв заняться. Но потом ложусь на диван, и все проходит.
Ха-ха. Да я с него и не встаю…
У Глории всегда была наготове новая придумка: йога, вегетарианство, косметические процедуры, промывание кишечника. Список идей все удлинялся. Мне казалось, что это даже мило.
Ни черта это было не мило… По ночам я часто просыпался от всхлипываний, но, думая, что это продолжение какого-то странного сна, переворачивался на другой бок.
Считается, что, беспокоясь о чем-то, мы притягиваем неприятности в свою жизнь. В таком случае я только и делал, что притягивал неприятности. Пока Глория занималась стряпней, а Хола строила планы по завоеванию мира, я пытался продать свою первую книгу. Я писал ее во множестве разных отелей с одинаковым названием «Мариотт» — по утрам, забывая обо всем на свете, прежде чем перевоплотиться в консультанта фармацевтической компании и приступить к дневным обязанностям. Отдел, на который я работал, притворялся, что помогает клиентам принимать важные стратегические решения, а те притворялись, что верят. Дни тянулись бесконечно, вино лилось рекой, и каждая страница приближала книгу к развязке, а мою карьеру — к краху, не обещая ничего взамен.
Собственно, эта книга и привела нас на Манхэттен, в многоквартирный дом в районе Вашингтон-хайтс. Я устроился в рекламное агентство, которое обещало удобный график и меньше командировок, Глория нашла себя в кулинарии, а Хола была немедленно избрана на пост мэра верхней части Вест-Сайда.
