Плохая девочка - [79]

Мы лежим на ее постели в полной тишине, и меня с головой накрывает неведомое ранее умиротворение. Странное чувство, когда никуда не нужно бежать, не нужно ни о чем беспокоиться — тебе хорошо здесь и сейчас, и все это благодаря этой чудесной девушке. Даже не думал, что мы когда-то сможем найти с ней общий язык.

— Чего именно?

— Этого. — Отвечает она, стесняясь произнести слово «секс». — Тратили время на перепалки и ругань. А нужно-то было… всего лишь…

Мариана смеется, и я прижимаю ее к себе.

Она лежит на моем плече, и ее ресницы кажутся темными, как ночь, на фоне бледно-молочной кожи.

— Было очень тяжело смотреть на тебя и не иметь возможности прикоснуться, — признаюсь я, накрывая ее руку своей. — Но я знал, что ты как тяжелый наркотик — стоит принять дозу, и больше уже не сможешь остановиться.

— Не понимаю, почему ты должен останавливаться. — Говорит Мариана.

Я не вижу ее лица, но уверен, что она улыбается.

— Мне казалось, что я должен презирать тебя.

— Но почему? — Она приподнимается, пытаясь посмотреть мне в глаза.

Я до боли закусываю губу.

— Все дело в моем отце. С тех пор, как он ушел, мы не общались. Не созванивались, не виделись — ничего. Я не понимал, почему Харри не приезжает, почему забыл меня, и постоянно пытался отыскать причину в себе. Что я сделал не так? Чем обидел его? Почему он нас разлюбил? — Я прерываюсь, чтобы проглотить горький ком, застрявший в горле. — Эти мысли разрушали меня изнутри, точили изо дня в день. Я не верил, что стал для папы чужим как по щелчку пальцев. Верил только в то, что для этого должен быть какой-то повод. Что виноват кто-то другой. Например, его новая жена, которая не позволяет ему видеться с сыном.

— Кай, мне так жаль. — Шепчет Мариана, сжимая мою руку. — Я не знаю, в чем дело, но сомневаюсь, чтобы моя мама запрещала Харри видеться с семьей. Однажды я слышала, как она уговаривает его лично завести тебе подарок на день рождения. Помню, Харри ужасно разозлился тогда и сказал, что, если надумает, то лучше отправит по почте.

— Не было никаких подарков. — Произношу я каким-то чужим, осипшим голосом. — Ничего не было. Он словно исчез и вычеркнул нас из своей жизни. Мать пила, дома была разруха, мне частенько нечего было есть, и нечего надеть в школу, но никто не интересовался тогда моим состоянием.

— Это ужасно. — Вздыхает она, придвигаясь ко мне и касаясь пальцами пространства под моими глазами.

В этот момент я с изумлением осознаю, что плачу, но нежная и чистая улыбка Марианы не позволяет мне усомниться в том, что она меня не осудит.

— Знаешь, а ведь я ни о чем никогда не мечтал. — Говорю я в тишине. — Только о его внимании. Я ждал, ждал, ждал этого момента и все равно знал, что однажды дождусь. А потом он умер. Внезапно и так неожиданно, что я… разозлился. Потому что еще надеялся на исполнение своей мечты. Надеялся, что все эти годы — одно большое недоразумение, и мы выясним причину разлада, и будем общаться. Ты была моим последним шансом к нему прикоснуться.

— Я?

— Да. Ты стала его дочерью. И я перенес на тебя все свои обиды, всю ненависть к нему, все разочарование. Мне казалось, раз ты отняла у меня его внимание, то с тебя я и должен спрашивать. Казалось, что, если я причиню тебе боль, то мне станет легче. Это как отомстить ему за его нелюбовь.

— О, Кай… — Мариана стирает пальцами мои слезы, а затем целует меня в глаза, в щеки, в нос, в губы.

Так порывисто и неистово целует, будто хочет забрать всю мою боль. Мы с ней, конечно, из разных вселенных, и ни за что не были бы вместе, если бы не смерть Харри, но, может, в этом и есть его отцовское участие? Он подарил мне Мариану. И, наверное, мне стоит сделать все, чтобы этот союз получил право на жизнь?

Возможно, я смогу любить. Я смогу дать ей то, что она хочет, если сильно постараюсь. Может, я не так уже и безнадежен?

Конечно, если я ее и люблю, то никогда не скажу этого вслух. Чтобы не стать слабым и уязвимым, чтобы не позволить причинить себе боль, чтобы не впустить в сердце. А что, если она уже там?

— Ты должна знать кое-что. — Шумно выдыхаю я.

— Говори. — Мариана выпрямляется и садится рядом.

Боже, ее тело совершенно. Я смотрю, как серебристый свет луны играет бликами на ее бархатной коже, и еще раз мысленно ставлю зарубку: «Не облажайся. Не потеряй эту прекрасную девушку».

— Я — ужасный человек. Я натворил в своей жизни столько всего, что не знаю, как ты на меня вообще посмотрела. Ты святая, наверное?

Она смеется. Слышно, как воздух толчками покидает ее легкие.

— Ну, это не новость, Кай Турунен. Ты действительно ужасен.

Я тоже улыбаюсь, но тут же спохватываюсь. То, что ей предстоит услышать, не характеризует меня, как порядочного и достойного бойфренда для такой, как она.

— Помнишь, я говорил тебе про свою одноклассницу?

— Про Оливию?

— Да. — Я сглатываю. — В общем, в ее смерти есть моя вина.

— Я посмотрела информацию в интернете, — тихо говорит Мариана, — Оливия замерзла в лесу?

Я киваю.

— Так и есть. Но там не напишут, почему она пошла в этот лес.

— И почему же?

— Она была чем-то похожа на тебя, Мариана. Улыбкой, суждениями, внешним видом. Ребята из нашей школы считали ее странной, не от мира сего. Но только не я. Эта девочка просто была другой: чище нас всех, разумнее, добрее. Ее чистота — как красная тряпка для быка в погрязшем в пороках обществе. Оливия раздражала всех потому, что банально была лучше.