Плохая девочка - [74]

— Тебе не хватит сил на войну со мной. — Говорю я.

И целую ее в губы. Отчаянно, жарко.

— Я не хочу воевать. — Пытаясь вырваться, бормочет сводная сестра. — Хочу любить тебя, Кай.

«Не смей так говорить. Не смей».

Мои руки больно впиваются в ее тонкие плечи, скользят вверх, путаются в волосах, сжимают их у корней до боли, заставляя девчонку почти скулить от боли.

— Ты же понимаешь, — хрипло вздыхаю я, — что я не в силах дать тебе того же взамен?

— Почему? — Спрашивает она одними губами, почти беззвучно. И набирает воздуха в легкие. — Почему ты не пришел сегодня?

Мое сердце почти останавливается. Я всегда теряюсь, когда она смотрит на меня вот так — с дикой щенячьей преданностью в глазах, с обожанием, с болью, с лютой ненавистью. Смотрит так, будто знает все мои мысли, будто видит меня насквозь.

— Потому что мне плохо с тобой! — Выдаю я с какой-то оглушающей безнадежностью в голосе. Стискиваю зубы и делаю глубокий вдох. — Клинит меня!

Не знаю, как иначе описать эти чувства. Каждый раз, когда я оказываюсь рядом с Марианой, каждая клеточка моего тела буквально взрывается от боли и напряжения.

— Чего ты боишься? — Спрашивает она, прильнув ко мне, обхватив руками мою шею и заставив посмотреть ей в глаза.

У меня во рту пересыхает. Пульс громыхает в ушах.

— Что ты сделаешь со мной то же, что и мой отец. — Признаюсь я, судорожно вздыхая. — Заставишь поверить, что все всерьез, а потом уйдешь. И не вспомнишь. — Больше у меня не получается дышать. Я пытаюсь сделать вдох, но моя грудь лишь содрогается от бесполезных попыток. Голос сипнет. — Что бы ты ни говорила, я знаю, все эти слова — яд. Они отравляют меня, делают слабым. — Поморщившись, я отхожу от нее на шаг назад. А когда Мариана делает попытку приблизиться, хватаю ее за запястье. — Интересно, твоя мать была такой же? Поэтому Харри бросил семью? Поэтому он нас ненавидел? Это она заставила его забыть?

На этот раз она реагирует по-другому. Я так до конца и не понимаю как именно. Девушка смотрит с вызовом, затем кивает и, молча, выходит из комнаты.

Что это было?

Все наши разговоры за гранью, их трудно понять непосвященным.

Да что уж там, нам и самим порой до конца непонятны обращенные друг к другу слова. Многое остается между строк. Но то, как Мариана реагирует сейчас — это что-то другое. Что-то новое, что мне не под силу разгадать с ходу.

Я отворачиваюсь к окну, достаю из пачки сигарету и подношу к носу. Табак пахнет горечью и тлением. Запах безнадежности. Мое сердце все еще бьется как оголтелое. И мне приходится убеждать себя, что я правильно поступил, оттолкнув ее в очередной раз и напомнив, что мы враги.

— Твой отец тебя любил! — Вдруг раздается за спиной ее голос.

Я оборачиваюсь. Мариана стоит в дверях с картонной коробкой в руках. Она входит, бросает ее на кровать, разворачивается и торопится уйти.

— Что это? — Спрашиваю я.

Девушка останавливается.

— Харри приезжал на твои игры, — роняет она негромко, — он собирал вырезки из газет, заметки о тебе. У него хранились твои детские фотографии.

— Зачем? — Я уставляюсь на эту коробку с недоумением. — Это не может быть правдой… Он же… Он бросил нас.

Мариана оборачивается:

— Он помнил о тебе, Кай.

У меня под кожей начинает жечь с такой силой, будто там закипает лава.

— Вырезки?! — Взрываюсь я. — Да я голодал, пока моя мать беспробудно пила! А где был он?!

Девушка пожимает плечами.

— Харри говорил, что исправно платит алименты.

Ее слова выбивают почву из-под моих ног.

Я кладу ладонь на крышку коробки и ощущаю тошнотворное головокружение. Все было более-менее понятным до моего приезда в этот дом, а теперь запутывается до предела. Я срываю крышку, все еще надеясь, что девчонка что-то путает, но внутри обнаруживаю ворох выцветших газетных вырезок, пахнущих старой бумагой.

— Это неправда… — Произношу я, перебирая дрожащими пальцами листы. На дне обнаруживаются мои фотографии. Не все из них детские: на некоторых мне двенадцать и четырнадцать лет. Очевидно, бабушка передавала их отцу. — Почему тогда мать говорила мне..?

— Это уже спрашивай у нее. — Холодно говорит Мариана и выходит из комнаты.

И я остаюсь наедине с этой чертовой коробкой и гнетущей тишиной. Переворачиваю ее и вытряхиваю на постель все вырезки и снимки. Словно вытряхиваю наружу осколки своей прежней жизни.

Там все: небольшие статьи о победах команды Сампо на чемпионате области, заметки о моих успехах и фрагменты школьных статей, вырезанных из стенгазеты и аккуратно вклеенных в картонное основание. Вся моя жизнь без отца с момента его ухода и до последних дней.

Он не забывал обо мне.

И осознание этого рушит мой мир на части.

Мариана

Тело все еще дрожит от пережитых эмоций, щеки пылают от поцелуев и болезненных прикосновений. Каждая клеточка моего тела желает продолжения, но это желание разбивается об упрямство Кая, будто о скалы.

Этот парень ведет себя так, что сводит меня с ума. От его грубости у меня буквально сносит крышу — во всех смыслах: она пугает и притягивает меня одновременно.

Он боится, что, однажды прикоснувшись ко мне, уже не сможет отпустить.

Я — наоборот, меня пугают мысли о том, что близость не удержит его.