Плоды зимы - [12]

Случалось, к нему поступали подмастерья от других хозяев — они смеялись ему в лицо, потому что он не терпел надувательства даже в малом. Такие подмастерья у него не уживались. Раз ты честен, так уж будь честен во всем!

Конечно, другие разбогатели, плутуя на чем угодно, обманывая людей. Сейчас они купаются в золоте, им наплевать на войну и зимние холода. Честность, правда, не заменит тебе хлеба и дров, но все же приятно сознавать, что ты прожил до семидесяти лет и не задолжал никому ни сантима. А вот если бы все, кто остался ему должен, хотя бы за булку, пришли сюда расплатиться, в саду было бы негде повернуться. Иногда случается встретить своих должников на улице. Есть среди них и такие, что чаще торчат в церкви, чем в кафе, и слывут образцом добродетели. А он и без церкви всю жизнь шел прямым путем и на окольные никогда не сбивался. Получалось это как-то само собой, потому чтя ему просто никогда не приходило в голову поступать иначе.

А сейчас он лежит усталый до изнеможения, озабоченный. Лежит и не может заснуть, а сон вдохнул бы новые силы в его измученное тело, силы, которые ему нужны, чтобы просуществовать еще какое-то время, не сворачивая с прямого пути; просуществовать самостоятельно, как это было всегда, ни от кого не ожидая помощи, на которую он никогда всерьез и не рассчитывал.

8

В шесть часов вечера грузовик лесоторговца остановился перед их садом. Как только он отъехал, увозя тележку на вырубку, где она должна была простоять ночь без присмотра, отец забеспокоился.

— Мы не подумали, — сказал он жене, — но мне следовало поехать с ними, раз там есть барак, где можно переночевать.

— Нет, — возразила она, — ты бы простудился. Барак, верно, дрянной, его продувает насквозь.

— Что там ни говори, оставить тележку в лесу…

— Ах, Гастон, Гастон, чего ты волнуешься из-за тележки. Ну кто позарится на такое старье…

Мать уже надела шляпу и взяла сумку.

— Пойду за табаком, — сказала она. — И в другие лавки зайду.

— Хорошо. А я займусь кроликами.

Он проводил ее взглядом. Странная все-таки она женщина. Волнуется по пустякам, а когда коснется серьезного дела, это ее нисколько не беспокоит. Он и сам знает, что тележка у него далеко не новая. Почти одного возраста с ним. Но ничего, еще послужит. Крепкая, не очень тяжелая, а когда поставишь боковые стенки, ее можно здорово нагрузить сеном или вязанками хвороста. Мать, конечно, неправа, если думает, что тележку можно без всякого риска оставить на ночь на вырубке, больше чем в пяти километрах от города. На нее любой польстится — и крестьянин, и дровосек. Да там еще и веревка. Хорошая, в семь метров длиной. Тугая и прочная. Таких веревок теперь не купишь. Да, конечно, он сплоховал, отправив тележку. Надо было хоть веревку забрать. Всегда чего-нибудь не додумаешь. Отец чувствовал, что не будет спать спокойно. Он уже и так не уснул днем из-за истории с Полем и ночью будет опять ворочаться с боку на бок и не спать, а ведь завтра надо подняться чуть свет. Всегда что-нибудь да испортит тебе жизнь!

Он взял мешок, который лежал сложенным на одной из кроличьих клеток у стены дома под небольшим навесом, и пошел к сараю за сеном. В сарае он посмотрел на пустое место, где утром стояла тележка. И теперь его поразило, какое оно пустое, — обычно он не видел его без тележки. Только он ею и пользовался: когда ее не было тут, не было тут и его. Так было, уже много лет. Он тащил, она ехала, вместе они проделали немалый путь! Вместе возили на рынок овощи, вместе подымались на склоны холма Монсьель за травой или сеном. Вместе ездили за хворостом, за картошкой, не считая того, что в бытность его булочником они ежедневно доставляли дрова из сарая в пекарню. Никогда до сегодняшнего вечера он не думал так много о своей тележке. Она действительно занимала большое место в его жизни. Если поразмыслить как следует, так она проработала почти столько же, сколько и он. И, как он, никогда не жаловалась. Полсотни лет протаскал он ее за собой, смазывал, подкрашивал, чтобы она не изнашивалась, а тут, не подумав, отпустил ее одну на произвол судьбы в лес, где она простоит всю ночь. Да, действительно, так поступить мог только мальчишка

Чем больше он думал, тем больше укреплялась в нем мысль, что он навсегда распрощался с тележкой. Завтра утром они отправятся на лесосеку, увидят, что тележка исчезла, будут ее всюду искать и так и вернутся домой ни с чем. Стоит ли собирать и связывать сучья, если не на чем будет их увезти? Мать, конечно, скажет: «Вот видишь, если бы твой сын перевез вязанки на грузовике, этого бы не случилось. Тележка была бы цела». Да, мать будет торжествовать. И, в сущности, будет права. Он это сознавал. Но разве попросишь оптового торговца бакалейными товарами ради нескольких вязанок отрывать шофера от дела, рискуя угробить машину на вырубке? Если бы он пошел к Полю с такой просьбой, тот, вероятно, ответил бы: «У моих шоферов есть работа поважнее. Вам надо делать. как делают все, — топить углем». Где Полю понять, какая у них жизнь? Где ему знать, что их пугают расходы на переделку плиты?

Отец принес мешок с сеном, покормил кроликов Темнота медленно подымалась с земли, а он стоял около дома, поглощенный мыслью о тележке. Машина, должно быть, уже на вырубке. Когда на нее грузили тележку, позвали на помощь подмастерья булочника. Каждый взялся за одно колесо, и вчетвером они с трудом ее подняли, потому что машина у Пико высокая. Хорошая тележка, катится легко, но поднять ее наверх — совсем другое дело. Выгружать ее будет только Пико с приказчиком. Они, правда, обещали осторожно спустить ее на веревке, но они оба еще молоды. Для таких, как они, тележка не бог весть что. Она крепкая, хотя мать и назвала ее старьем, но если она сорвется и упадет на одно колесо, тогда, конечно, развалится. Правда, с поломанным колесом никто ее не возьмет — ну а ему что делать завтра утром с поломанной тележкой? Уже не говоря о том, что, увидя среди леса поломанную тележку, любой человек может счесть ее брошенной и унести колесо, или тормоз, или боковые стенки, или хотя бы его крепкую семиметровую веревку.