Плоды манцинеллы - [8]

— Брат-урод, — выплюнул один из мальчишек.

— Урод, — закивал Нойманн. — Расскажи, какой он, Басти.

Себастьян слепо смотрел перед собой, с трудом разбирая, как шевелятся губы Конрада. Майер не слышал слов, не слышал вопросов — мир замолк после слова «урод».

— Он хотя бы говорить то умеет? Вы его кормите с ложечки, как немощного старика?

Ребята веселились. Они заливисто смеялись, порой перебивая смехом дикий лай исполинского пса. Конрад хохотал, запрокинув голову и держась за живот. Он не сразу понял, как и почему смешок застрял в горле, не мгновенно осознал, из-за чего дышать стало тяжело, а шею пронзила боль.

— Я схватил его за кадык. Не мог себя контролировать, сознание просто отключилось. Схватил, рванул, а потом…

Себастьян налетел на Конрада, крепко вцепился ему в горло, чувствуя необъяснимую мощь гнева, и отбросил в сторону новенький велосипед.

— Он не урод! — хрипло шипел Майер. — Он не урод!

Друзья Конрада, остолбенев, смотрели на внезапную и пугающую ярость робкого мальчика. Они видели, как исказилось лицо Бастиана, как зловеще заблестели его глаза, и не решились вмешаться. Себастьян впечатал Нойманна в ржавые прутья забора. Крепко держа за горло, ударил Конрада по лицу свободной рукой, а потом еще и еще раз. Ему было страшно и больно, но он хотел, чтобы этому противному мальчишке, который обижал его на протяжении нескольких лет, было еще больнее.

— А потом… — Себастьян отвел взгляд. Марта напряженно слушала. — Потом он начал орать.

Щели между прутками были широкими. Достаточно широкими, чтобы в них смогла пролезть голова мальчика. Когда Себастьян прижал Конрада к забору, левая рука Нойманна оказалась по ту сторону металлической ограды. Майер нанес удар, второй, третий… А потом его оглушили вопли всей троицы. И на фоне их криков, Бастиан слышал противный хруст.

— Пес набросился на паренька, — доктор замолчал, и, казалось, не хотел продолжать.

— Что он с ним сделал? — робко спросила Марта.

— Вырвал плечевой сустав. В крошку разжевал предплечье. Пес едва не оторвал ему руку…

Конрад дико кричал Себастьяну в лицо, а вылетевшая из сустава головка кости выступала сантиметров на десять ниже плеча. И повсюду была кровь. Майер стоял перед искалеченным мальчиком и с ужасом смотрел на отвратительно-неестественный изгиб его левой руки. Спутники Нойманна, моментально растерявшие задорный энтузиазм, бросились бежать. Ребята наверняка обделались. Себастьян и его обидчик остались один на один.

— Но он так орал, боже… Ты бы видела его глаза. Никогда их не забуду.

Он смотрел на изувеченную руку, на кровь, хлещущую фонтаном, и орал во всю глотку.

— И что ты сделал?

Майер встал из-за стола, прошелся по комнате и остановился у окна.

Себастьян звал на помощь. Надрывался, обливаясь слезами, и кричал:

— Помогите кто-нибудь! Пожалуйста, помогите!

Лишь страшный лай пса и вопли Конрада оглашали безлюдную улицу. Тогда Майер побежал. За считанные секунды он долетел до дома, настежь распахнул входную дверь, нашел развалившегося в кресле отца и, дрожа всем телом, начал трясти Ламмерта.

— Ч-что? — пьяница сонно открыл глаза и уставился на сына так, будто видел его впервые.

— Мальчик! — хныча, выдавил из себя Бастиан. — Ма-мальчик т-там. Его собака покусала.

— Сам виноват, — равнодушно процедил отец. — Нечего было лезть.

— Нужен врач, папа. Т-там кровь, везде кровь.

Взгляд великого дирижера медленно прояснялся. Мальчик стоял перед ним и трясся, как потревоженная струна, а красные пятна на его одежде вопили о правде. Ламмерт с трудом поднялся с ложа и последовал за сыном. Конрад был там, где его оставил Себастьян — он лежал в крови у ржавого забора, стонал и пялился на изуродованную руку. Лицо Нойманна страшно побледнело, а рядом весело блестел хромированный металл велосипеда.

— Отец протрезвел за секунду. Он вызвал скорую и, охая, топтался возле Конрада до самого прибытия врачей, — Майер вернулся за стол и сильно сжал виски. — Я думал, что парень умрет.

— Но он выжил?

— Да. Ему даже руку залатали, осталась лишь пара шрамов. Несколько месяцев, и Конрад уже был как новенький, — Себастьян посмотрел на Марту и горько усмехнулся. — А вот мои раны заживали гораздо дольше.

Отец и сын вернулись домой. Ламмерт закрыл входную дверь, повесил на крючок легкое пальто, что впопыхах накинул на плечи двадцатью минутами ранее, и повернулся к сыну. Дирижер был хмур.

— Что ты натворил? — медленно произнес он. — Это твоя вина, я чувствую. Что ты натворил, мальчик?

Ламмерт сверлил сына взглядом и возвышался над ним мрачным исполином.

— Я-я-я… — Себастьян сжался перед отцом. — Я ничего не делал.

— Ты врешь мне, — покачивая головой, произнес мужчина. — Не смей мне врать, мальчик, слышишь? Я знаю, что какие-то сосунки из школы тебя достают. Это один из них?

— Я ничего не делал, — слабо простонал Бастиан.

— Это один из них?! — взревел отец. — Говори! Говори, а не то я выбью из тебя правду!

— Д-да. Это Конрад Нойманн, о-он… Он и его д-друзья напали на меня.

— Да мне срать, как его зовут! Ты хоть понимаешь, что ты натворил?!

Себастьяну никогда не было так страшно. Ничто не могло сравниться с этим — с ужасным образом отца, готового наброситься на сына. Померкло все: жуткий дом с ржавым забором, школьные обидчики на блестящих велосипедах, огромный пес с окровавленной пастью. Остался только этот момент.