Пленных не брать! - [20]

– Спи уж до полуночи.

– Запросто. Пожрать бы еще...

– Прапор наш пошел по огородам шуровать, может, и найдет чего. Тогда разбужу.

Коля приволок массу еды: морковку, зеленый лук, всякие травки. Особо не разойдешься, но желудок есть чем набить.

– Словно кобылы. Или кролики, – пробормотал наш старлей, хрупая морковкой. – Соли бы еще...

– Соль вредна, – наставительно сказал прапорщик.

– Но лук без соли жрать противно...

– Жрите вот морковку, товарищ старший лейтенант. Она сладенькая, можно и без соли.

– Пошел ты... – беззлобно сказал Беранже, но послушно ухватил морковку.

– Нантская, – сказал доктор Блошкин.

– Чего?!

– Нантская, – повторил Блошкин. – Морковка. Сорт такой. Не конусом, а одинаковая по диаметру по всей длине... Не выродилась, хотя времени уже сколько прошло, самосейкой же растет...

Мы с Костиком молча сжевали свою долю зелени, и он опять завалился спать, а я сел на пустой ящик и задумался.

Завтра у меня день рождения. Тридцатник. Приходилось отмечать и на войне, и еще бог знает где, но вот в такой компании и в подобной обстановке – ни разу. Сказать, что ли, мужикам? Москаленко небось официально, поздравит, а даже и выпить нечего. У доктора разве спиртом разжиться? Юбилей всё-таки.

Доктор как раз вышел по малой нужде. В наползающих сумерках он попытался вывести что-то струей на дощатой стене сарайчика, тихонько ругнулся – видать, не получилось.

– Товарищ капитан, – позвал я.

Доктор, деловито застегивая ширинку, подошел ко мне.

– Товарищ капитан, у меня день рождения завтра...

– Поздравляю, – сказал он.

– Завтра будете поздравлять. Я в смысле спирта.

– Чего? – не понял он.

– Отметить надо. Спиртику. Чуть-чуть хотя бы.

– А-а... Договорились, – неожиданно легко сказал он. Сам, видно, бухануть захотел. – А капитан разрешит?

– Куда он денется... У вас там хоть сколько его?

– Спирта-то? Граммов двести пятьдесят, девяностошести процентный.

– Значит, пол-литра в пересчете на обычную. Даже чуть больше... – прикинул я. – Неплохо. Спасибо, товарищ капитан.

– Да не за что... – пожал он плечами. – У меня йод есть, так что раны обрабатывать...

– Уж как-нибудь без ран обойдемся, – перебил я его.

Ночь прошла без происшествий. Разная ночная лесная зараза урчала и кричала в темноте, все спали, я разбудил Костика в установленный срок и завалился спать.

С утра выяснилось, что прапорщик Коля заболел. Доктор намерил ему аж тридцать девять и восемь и напичкал какими-то пилюлями.

– Ему бы полежать, – несмело сказал он Москаленко.

Капитан пожал плечами:

– Вы же понимаете, что это невозможно. Как себя чувствуешь?

– Погано, – честно сказал Коля. Его бил озноб.

– Идти можешь?

– А хули, тут, что ли, оставаться... – Коля, опираясь на автомат, поднялся.

Москаленко удовлетворенно кивнул:

– Главное – темп держи.

– А хули, – повторил Коля. Ему, видно, действительно было очень плохо.

Скушав безо всякого аппетита по нантской морковке, мы двинулись дальше.

Километрах в пяти от деревни через лес шла вполне пристойная бетонка. Москаленко и Шевкун объявили пятиминутный привал и о чем-то долго шептались поодаль. Коля сидел под кустом на обочине и тяжело дышал.

– Угораздило же тебя, – сочувственно сказал наш старлей.

Он в последнее время был какой-то незаметный и потерянный. Оно и понятно: столько офицерья, притом такого поганого... Старлей получался уже как бы и не начальник, а так, ни пришей, ни пристебай. Эх, Беранже, Беранже... Даром что праправнук французского поэта.

– И сам не знаю, как, – виноватился Коля. – Я вообще простуду не цепляю. Хоть жопой в прорубь! А тут – среди лета. Стыдно.

– Может, грибы твои? – спросил я.

– Да я их черт-те когда ел. Кстати, заметили, грибов вокруг нету? – неожиданно дошло до прапора.

– Мало ли. Ну, не растут они здесь.

– Они везде растут. Поганки, мухоморы... Какие-то должны быть, а их нету.

– Че ты дергаешься? – сказал я, пиная старую покрышку, брошенную здесь, наверное, еще в мирные времена. – Вывелись. Химия какая-нибудь, радиация, еще что...

– А, ну да, – успокоился прапор. – Не, но всё ж как же я...

– Плюнь, – посоветовал Костик. – Пусть они вон беспокоятся. – Он кивнул в сторону капитанов.

– Им-то что... – пробормотал прапорщик. – Пристрелят, и все дела.

– Я им пристрелю, – сказал старлей.

– И тебя пристрелят, – махнул рукой Коля. – Им плевать.

– Хорош, – сказал я. – Никто никого не пристрелит. Не марафон бежим, сбавим скорость, и чудно. Доктор тебе еще кольнет чего, и будешь как малосольный огурец.

– Пожрать бы, – протянул Коля. – Лучше всех уколов. А то как кроль, моркву и траву жру.

На очередном переходе я догнал Москаленко и сказал:

– Товарищ капитан, у меня сегодня день рождения. Тридцать.

– И что? – спросил он, скосившись.

От него пахло одеколоном. С собой, что ли, носит? Не видал, но не удивлюсь.

– Вечерком посидеть бы. Выпить немного.

– И выпить есть?

– Есть.

– И что?

– Да закуски бы спроворить. Лес крутом, зверье непутаное... Опять-таки есть что-то надо.

– Есть надо... – задумчиво сказал капитан. – А ну как не добудешь никого?

– Добуду, – уверенно сказал я. – Зайца паршивого, но пристрелю.

Однако зайцев не попадалось. Пару раз кто-то незаметный с шумом взлетал из кустов, а больше никакой дичи, как назло. Я вернулся с пустыми руками и виновато посмотрел на спутников.