Пленники замкнутой бесконечности - [15]

— Силы береги, — кричал ему Айгур, но пёс не слушал, ему было радостно и привольно.

Айгур понял, что Гай не чувствует близости людей и животных.

Вскоре на их пути стали встречаться языки каменных осыпей. Айгур перепрыгивал с одного большого валуна на другой. Гаю пришлось поубавить свой первоначальный пыл. Он тяжело дышал, высунув длинный розовый язык, пробираясь через каменные преграды. А дальше стало ещё труднее — подъём пошёл круче, и Гай совсем запыхался.

К середине дня они подошли к развилке. Перед тем, как принять решение, по какому рукаву ущелья идти, устроили привал.

— Ну, что? — спросил Айгур, когда они поели копченой козлятины и попили ключевой воды, взятой из ручья. — Куда направимся — направо или налево?

Гай склонил голову набок, бросив на Айгура вполне осмысленный взгляд. Потом, сделав выбор, повернулся и решительно двинулся направо. Айгур улыбнулся и пошёл следом.

В этот день они поднялись на половину высоты Голубых Гор. Вторая половина пути обещала быть трудной: горы стали круче, а на вершинах белели гигантские шапки снега. Айгур никогда не видел столько снега. В долине его выпадало мало, и лежал он недолго, раздуваемый ветром по всей поверхности земли и очень быстро превращаемый солнечными лучами в лужи. В некоторые зимы снега вообще не бывало: небо серело и на землю падали мелкие льдинки. Падали и тут же таяли.

С наступлением темноты заметно похолодало. Выбирая место для ночлега, Айгур осматривался в поисках, хоть какого-нибудь, топлива, но ничего подходящего не находил; в местах, где они оказались, практически, не было растительности — ничего, кроме мха-лишайника. Лишь изредка попадались чахлые кустики с длинными острыми шипами, прочно вцепившиеся в трещины скал. Такое топливо для костра совершенно не годилось — тонкие веточки сгорят вместе с шипами за пару мгновений, не дав тепла. Но, невзирая на ночную прохладу, разводить костер из дров захваченных у подножья гор Айгур не стал, решил поберечь скудные запасы топлива на будущее. Предстоящая ночёвка на перевале обещала быть куда более суровой, чем эта. И путь до неё виделся нелегким. Там, впереди, путников поджидали снег, холод и пронизывающий ледяной ветер.

Гаю мороз был не страшен: его густая шерсть не давала холоду добраться до тела. Пёс позволил Айгуру тесно к нему прижаться, и запустить озябшие пальцы в меховую шубу. Так, согревая друг друга, они скоротали свою первую ночь в горах.

Под утро окоченевший Айгур поднялся и принялся плясать, разминая закоченевшие руки и ноги, разгоняя кровь по телу. Он приседал и подпрыгивал, размахивал руками, крутил головой, крякал. Гай недоумённо наблюдал за движениями хозяина, потом, решив, что Айгур решил с ним поиграть, запрыгал вокруг него и весело залаял. Этот лай мог напугать кого угодно — он был глухой и басовитый, как у всех крупных собак. А Гай был не просто крупным псом, он был гигантом среди своих собратьев.

Позавтракав так же скудно, как и поужинали, но, спалив, всё же, несколько бревёшек, чтобы вскипятить чаю, они снова отправились в путь.

Айгур поражался тишине, царившей в горной стране. Тишина была полной: ни пения птиц, ни тарахтения насекомых, ни завывания ветра в скалах — ничего, полное безмолвие. Горный воздух, лишенный ароматов земли был чист и свеж. Солнце взошло, и стало теплее.

Ущелье закончилось, распавшись на множество узких извилистых расщелин. В расщелинах было темно, туда ещё не проникли лучи первого солнца. Крутые стены поросли странным бурым длинноворсным мхом, похожим на ковер, сотканный из неисчислимого множества длинных и тонких крысиных хвостов. Айгур такого мха никогда не видал. Он подошёл к стене и потрогал мох рукой: он оказался теплым и сухим.

Неожиданно крысиные хвосты вздрогнули и заструились по пальцам Айгура, закручиваясь вокруг них. Ковер ожил, зашевелился. Парень резко отдернул руку, но не тут-то было — мох держал крепко. Хвостики удлинялись, превращаясь в подобие тонких и гибких прутиков, оплетали руки и ноги Айгура, прижимали его к скале. Пальцы левой руки ещё не были оплетены мхом, Айгур попытался вытащить из-за пояса нож, но не дотянулся до ножен, он был скован по рукам и ногам. Несколько жёстких побегов обвились вокруг шеи, кузнец стал задыхаться, мысли его путались от удушья. К тому же он ощущал сильное жжение на обнаженных участках кожи — мох-убийца сосал кровь, впрыскивая в раны свой ядовитый сок.

Гай метался перед гибнущим хозяином, и надрывно лаял, не зная, как тому помочь. А прутики всё удлинялись, они пытались дотянуться и до собачьих лап.

Спасти Айгура могло только чудо, и это чудо свершилось.

Неожиданно смертоносные ростки понемногу стали ослаблять хватку и, вскоре, безвольно повисли, подрагивая и медленно втягиваясь в скалу. Освобожденный Айгур упал на дно расщелины и на четвереньках пополз к выходу из неё. Добравшись до безопасного места, он распластался на каменистой тропе и долго лежал, судорожно глотая воздух. Верный Гай стоял рядом, повизгивал и лизал руки хозяина, исполосованные ожогами и сочащиеся кровью.

Отдышавшись, Айгур сел на камень и стал осматривать себя. Крысиные хвосты обожгли не только кисти рук и шею. Они заползли за шиворот, в разрез рубахи, в рукава. Везде, где они прикасались, багровели следы ожогов-укусов. Кожа вокруг них воспалилась и опухла. Такие ожоги возникали, если порежешься ядовитой травой, которая росла в некоторых местах в пойме Йяки. Если не смазать лечебной мазью, болели они долго, гноились. К счастью для Айгура, Лиэна положила в его заплечный мешок медный пузырек с этой мазью — вдруг пригодится в дороге. Вот и пригодилось народное снадобье…