Пленники Раздора - [48]

Девушка была стройная, как колос. В красивой лисьей шубке с суконным верхом, пёстрой шерстяной разнополке, белом платке и меховой шапочке.

Оборотень присвистнул:

— А, пожалуй, Встрешник с ними, с собаками! — протянул он. — Травите. Потерплю.

Девушка посмотрела на него серьезно и строго, после чего сказала:

— Повернись.

Узник накинул тулуп и покорно выполнил приказ, терпеливо ожидая, когда гостья крепко-накрепко завяжет ему глаза полоской мягкой замши.

— Выходи, — сильная рука ухватила под локоть.

— Иду, иду… — сварливо отозвался волколак и направился туда, куда вели.

Когда вышли во двор, в лицо ударил острый запах леса, снега, лошадей и людей. После духоты казематов мороз на вдохе пронзил голову от носа до темечка, словно ледяной клинок.

— Как же хорошо… — тихо сказал Лют.

— Глаза не болят? — спросила его спутница.

— Нет.

Она и впрямь надежно наложила повязку. Темно, как в этих их казематах. Хотя солнце яркое, он кожей чувствует.

— Лесана, — шепнул оборотень.

— Что?

Он улыбнулся во все зубы и вкрадчиво спросил:

— А где мой зять?

Девушка хмыкнула:

— Да ты, я гляжу, рад, что по воле Главы родственниками обзавёлся?

Волколак с наслаждением втянул студёный воздух и произнес:

— Ты забываешь — у меня ведь есть настоящая сестра. Родная.

Обережница хмыкнула:

— Помню. Тогда ты знаешь и где твой зять. В лесу под кустом. Серый его зовут.

Ее собеседник кротко вздохнул:

— Вот есть же злобные девки… Зачем тебя мне сестрой назначили? Совсем ты на сестру не похожа. Да и из Тамира, прям скажем, муж тебе выйдет никудышный…

— Лесана! — раздалось откуда-то справа.

Обережница повернулась на голос и, щурясь против яркого солнца, разглядела на другом конце двора того, о ком шла речь. Тамир стоял возле саней, в которые служка заканчивал впрягать лошадь.

— Сюда идите! — колдун помахал рукой.

Одет он был в неприметный полушубок, тёплые штаны и валяные сапоги.

Девушка подхватила Люта под локоть и подтолкнула вперед. Но оборотень споткнулся, едва не упал и тут же повернулся к спутнице:

— Лесана, ты забыла? — спросил он обманчиво ласково.

— А? — рассеянно отозвалась она.

— Я не пленник. Я — твой брат. Не надо меня гнать пинками под зад, иначе вся ваша затея провалится ещё в стенах Цитадели. Ласково, родная, ласково… Ты ж меня любишь. И слаб я покамест после лекарства-то. Слаб, незряч, беззащитен. Да ещё и хромаю.

Обережница скрипнула от досады зубами, но мягко приобняла волколака за плечи и повела вперед.

— Вот приедем в Старград, я на тебя, родной, самого злобного кобеля спущу, — ласково прошептала девушка.

Оборотень ухмыльнулся:

— Так, то когда-а-а ещё будет. А пока терпи. Терпи. Люби. Заботься.

Они шли к саням, а Лесана думала о том, что уже совсем разучилась носить женские рубахи. Подол путался в ногах, мешался, было неудобно, да ещё платок этот… как душил, проклятый! И казалось, будто выглядит она нелепой и странной в одёже, от которой давно отвыкла.

— Садитесь, — Тамир подал руку спутнице. — Это вот, Смир, поедем с ним в обозе до Старграда.

Лесана поздоровалась, Лют повернулся на звук голоса старшего по обозу и кивнул:

— Спасибо, мил человек, — потом нащупал облучок саней, провел ладонью вдоль бортика и так, осторожно ступая, дошел до того места, где была деревянная приступка.

Тамир взял оборотня за запястье и втянул в сани.

— Что это с ним? — кивнул Смир на Люта. — Слепой?

— Был слепой, — ответила Лесана, стараясь придать своему голосу радости и гордости. — Теперь уж нет. Лекарь его смотрел, с глазами что-то делал…

Она говорила, пытаясь подбирать слова правильно, чтобы речь её оставалась учтивой, похожей на речь простой мужней женщины, пустившейся в дальний путь ради мужа и брата:

— Сказал, через четыре седмицы повязку снимем, прозреет брат мой…

Обозник закивал:

— Тут и не такое могут… Поди, взяли немало?

Лесана осторожно ткнула локтем Тамира, который вовсе забыл, что разговор должен на правах мужа вести сам. Колдун очнулся и проговорил:

— Да уж. Всё, что скоплено было, отдали. Только на обратный путь и осталось.

Смир поцокал языком, покивал, покосился на Лесану, сперва недоумевая, отчего молодая баба отправилась в дальний путь вместе с мужиками, а потом подумал, что, небось, показывали целителям не одного лишь брата.

«…Волки осмелели, — говорил надысь Клесх, — по всему лесу рыщут. И ловить Охотников им понравилось. Два обережника — добыча сладкая. Накинутся стаей, не отобьетесь. Потому странствовать будете только с обозами, неприметные, как и прочий люд. Ни к чему Серому знать, куда и зачем выдвинулись посланники Цитадели, кого с собой везут. Этак у него мысли в голове бродить начнут. А нам то без надобности. Так что, затеряетесь среди обозников, вас и не заметят. Да, глядите, поодиночке не шастайте. Опасно. А Люта не забывайте отваром умывать. Бьерга с Ихтором над ним едва не седмицу колдовали. Это, чтобы запах звериный перешибить. Лошади при обозе беспокоиться не будут, да и волки не учуют, ну ежели только впритык не подойдут».

Лесана устраивалась в санях, среди узлов. Лют уже разлегся на соломе, положив по голову узел со сменой одежды, и блаженствовал. Ему-то хоть бы хны. Особо и прикидываться не надо. Не то, что двоим обережникам, которые пытались выдать себя за тех, кем не являлись.