Пленники небес - [75]

— Попробую.

Охранник проводил меня обратно, и я вновь очутился в прохладном скверике между тюрьмой и зданием суда. Упоительно пахло соснами, цветущими гортензиями и хот-догами, которые продавал с тележки на углу чернокожий мальчишка. Я оглянулся: Джерри все еще сидел за деревянным столом в ожидании, когда за ним явятся, чтобы отвести в камеру. Взгляд его вновь стал пустым и безразличным.

Глава 10

Оставалось одно — ждать понедельника. Когда он наконец наступил, с первыми лучами солнца я сел в машину и поехал в Новый Орлеан, чтобы прочесать все химчистки и прачечные в районе трамвайного маршрута, пролегавшего по авеню Сент-Чарльз. В свое время трамваи ходили по всему Новому Орлеану, однако сейчас действует только одна трамвайная линия. Начинается маршрут неподалеку от Канала и проходит через всю Сент-Чарльз, мимо Гарден-Дистрикт, Лойолы, Тулана и Одюбон-парка, затем въезжает в Южный Карролтон и сворачивает на Клейборн. Полагаю, этот маршрут не отмер именно потому, что проходит по одной из красивейших улиц мира. Авеню Сент-Чарльз с эспланадой в центре затенена пологом столетних дубов, по обеим сторонам выстроились старинные кирпичные дома с ажурными железными решетками и довоенные особняки с колоннадами на фасаде и обнесенными заборчиком палисадниками, засаженными гибискусом, миртом и олеандром, бамбуковыми деревьями и гигантскими филодендронами. Большинство зданий вдоль трамвайной линии было жилыми домами, так что район поисков значительно сужался.

Во всем районе я обнаружил четыре прачечные. Первая принадлежала неграм, вторая — вьетнамцам. Владельцами третьей, что в Карролтоне, были белые — муж и жена, однако я прикинул, что она находится слишком далеко, следовательно, если бы звонили оттуда, услышать звонок трамвая я бы не смог. Однако четвертая, которая находилась за пару кварталов от Ли-Серкл, стояла как раз у трамвайных путей. Через большое окно я смог разглядеть стол для приемщицы, а на нем — телефонный аппарат. Мужчина европейской наружности укладывал под извергавший струи пара гладильный пресс белье.

Прачечная располагалась на углу, к ней вел асфальтированный спуск; среди мусорных контейнеров я заметил лестницу на второй этаж, где, судя по всему, и располагались жилые комнаты. Я припарковал грузовичок на другой стороне улицы, возле располагавшейся под сенью раскидистого дуба забегаловки, торговавшей навынос рисом с приправами и креветками. День выдался жаркий и безветренный, на тенистой лужайке эспланады кое-где еще не высохла роса, и на стволах пальм остались потеки воды, всю ночь капавшей с листьев. Лениво катившие по жаре трамваи, блестя на солнце, казались лакированными. Я зашел в кафе и позвонил в городскую управу. Мне сообщили, что владельцем прачечной значится некий Мартинес. Фамилия не совпадала, но, по крайней мере, в ней содержался намек на латиноамериканское происхождение. Судя по всему, ждать мне придется долго.

Я открыл обе дверцы кабины грузовичка, чтобы впустить остатки ночной свежести, и провел утро, не отрывая глаз от входной и задней двери прачечной и лестницы на второй этаж. В полдень я купил в кафе порцию риса с креветками и пообедал, сидя в кабине пикапа и слушая, как стучит по стеклам и по крыше внезапно припустивший дождик.

Всегда терпеть не мог наружное наблюдение. Во-первых, у меня не хватало терпения. Однако не это было для меня самым неприятным. Больше всего мешали сосредоточиться собственные мысли, донимавшие меня в моменты вынужденного бездействия. В моей душе тут же просыпались застарелые обиды, печали, подсознательные страхи, невесть откуда взявшееся чувство вины и приступы черной меланхолии — просыпались и принимались терзать меня, стоило только остаться на какое-то время без дела. В такие минуты они целиком подчиняли меня своей власти, как порой подчинял глоток виски, подбираясь дьявольским током к мозгу и сердцу.

Струи дождя стекали по дубовой листве, стучали по крыше и стеклам кабины. Небо упорно не желало проясняться, и с юга все ползли и ползли черные грозовые облака, словно едкий дым орудийных выстрелов. Я все никак не мог отделаться от воспоминаний о смерти Энни. Мне было все равно, кто стрелял и кто платил убийцам, — мне было ясно одно: ее погубила моя проклятая гордыня.

Теперь я гадал, что стану делать, если мне сейчас удастся схватить Виктора Ромеро и заставить его признаться в убийстве Энни. Я отчетливо представлял, как заставляю его распластаться по стене и раздвинуть ноги, достаю пистолет у него из-за пояса, застегиваю наручники, да так туго, что кожа на запястьях собирается в складки, и заталкиваю на заднее сиденье полицейской машины.

Такова должна быть картина ареста в идеале. Однако она ни в коей мере не отражала моих подлинных чувств — куда там!

Часа в три дождь перестал, потом снова припустил, однако солнце продолжало светить, озаряя улицы и деревья нежным золотистым светом. Я поужинал в кафе и вновь вернулся на свой наблюдательный пост. К вечеру тени стали длиннее, машин на дороге значительно убавилось, а прачечная закрылась; небо из серого превратилось в лавандово-розовое, с малиновыми отблесками закатного солнца. Неоновые огни вывесок отражались в лужах. Негр-полировщик обуви, чей павильончик стоял возле магазина, врубил радио — как раз шла трансляция бейсбольного матча. Жара наконец-то спала, и в кабину грузовичка сквозь открытую дверь ворвался прохладный ветерок. Мимо меня, позвякивая колокольчиком, проехал оливково-зеленый трамвай. Начинало смеркаться, и тут в комнате на втором этаже зажегся свет.