Пленники Генеллана (том I) - [30]

Квинн молчал. Буккари и Джонс были лучшими пилотами всего флота. Им предстоит вернуться на корабль, и они прекрасно понимают ситуацию. Он не может им помочь.

— Пожелай удачи, — глядя на пустой экран, ответил командор. Потом стряхнул оцепенение и вернулся к приборам.

— Пятнадцать человек в безопасности и шесть на очереди… да, включая Буккари и Джонса, — бубнил по интеркому Хадсон. — Мне эта планета все больше напоминает Землю. Не рай, конечно, но… свежий воздух, вода, жизнь. Пукающие цветы, летучие мыши с луками, хищники.

— В любом случае, это лучше, чем умереть в этой жестянке, — ответил кто-то… да, Родс. Квинн оценил шахматную позицию. Черные еще держались.

— Эх, Вирджил, друг мой, — сказал Уилсон, тоже по интеркому. — Ведь мы еще не знаем, что там может случиться через несколько дней. Не придется ли сожалеть о том, что покинули корабль. Здесь, по крайней мере, все знакомое.

— Конская ты голова, канонир! — отозвался Родс. — Ведь в этом ящике ты обречен на смерть. Через несколько недель мы свалимся с орбиты, но еще до этого тебя убьет жажда. Так что, не трепись. Ты такой же, как и все мы; если есть возможность отсрочить боль и смерть, ты уцепишься за нее.

Разговор затих. Наконец, Хадсон сообщил. Буккари подтвердила прием. Квинн кивнул и вернулся к шахматам. Оборона Родса трещала по швам. Ферзь Уилсона безжалостно загнал черного короля в угол, лишив его возможности маневра. Однако Родс упрямо отказывался признать себя побежденным, надеясь каким-то чудом ослабить давление на короля.

— Вирджил, ты еще жив? — не выдержал Уилсон. Родс лишь выругался в ответ. Но противник не унимался: — Нет, я согласен с тобой. Инстинкт выживания говорит: надо убираться с этой кастрюли. Я и сам это чувствую. Но хорошо бы подождать, здесь-то теплее. Не хочется умирать в холоде.

— Не отчаивайся, канонир. Ты проживешь еще лет пятьдесят. Найдем тебе какой-нибудь тропический островок. Это же целая планета. Без людей… кроме нас. Мой ход.

— Знаешь, Вирджил, — тихо сказал Уилсон, — шахматы — это как жизнь. Начинаешь с полным набором фигур, но развития нет, и твоя мощь остается невостребованной. Нужно пробовать разные варианты. Что-то сработает, что-то нет. Если ты хорошо двигаешь фигуры, то играешь дольше, но никуда не деться — рано или поздно начинаешь терять пешки, фигуры, топливо, энергию. И через некоторое время оказываешься в эндшпиле, и у тебя остается всего ничего, вроде вот этого изуродованного корвета, — Уилсон сделал ход, но очень удачный с точки зрения Квинна.

Родс подвинул пешку.

— О'кей, канонир. Хватит трепаться. Твой ход.

На экране перед Квинном белый ферзь Уилсона мучительно медленно переполз через шахматную доску и замер перед черным королем.

— Ну что ж, Вирджил, пора начинать новую партию. Тебе мат.

ГЛАВА 9 РЕШЕНИЯ

Буккари устроилась в кабине и пристегнулась. Все системы функционировали — ни намека на то, что совсем недавно одна из них не сработала. Она проверила зажигание, перевела режим «взлет» на ручное управление. Лейтенант нервничала: ей приходилось действовать в подобных ситуациях, но на Земле, а там при всей бедности и нужде вполне хватало регенерационных полей, и наказание за невыход на орбиту заключалось в том, что виновный оплачивал стоимость восстановления взлетной полосы и израсходованного топлива. А потом новая попытка — в худшем случае, тебя заменит кто-то другой, но стартовать с холодными двигателями на незнакомой планете? При этом, у нее только одна попытка: топливо на пределе, и если что-то пойдет не так, не будет стопроцентного успеха, то четыре человека навсегда останутся там, на орбите. Впрочем, «навсегда» — это на несколько недель, а потом — смерть.

Она взглянула на небо — великолепная кораллово-оранжевая палитра с фиолетовыми и серо-жемчужными облаками, ровным слоем растянутыми над головой. Какая чудесная прелюдия наступающей ночи! На фоне вечернего неба одинокая фигура Шэннона — других не видно, но Буккари знала, что они где-то рядом, охватили ВПМ кольцом на случай непредвиденных обстоятельств. Но кто может на них напасть? Ей хотелось вернуться в этот мир. Здесь она видела цветы, вдыхала свежий воздух. Корвет обречен, а жизнь в космосе — всего лишь жалкая подделка другой жизни, настоящей, под теплым солнцем девственной планеты. Ее руки легли на пульт, и возбуждение, сродни наркотическому, охватило Буккари — она ощутила свою мощь и скорость, как будто слилась с кораблем через панель управления, стала его частицей, его мозгом, им самим. Пилот надела шлем, пристегнула коннекторы, открыла вентиль, шипение воздуха возвратило ее в привычный профессиональный мир, как поворот выключателя освещает темную комнату.

— О'кей, боцман. Готова к зажиганию.

— Полный контроль, лейтенант, — ответил Джонс. — Температура и давление в норме. Режим «старт».

Обычная предстартовая процедура. Буккари вела отсчет. При счете «ноль» боцман включил режим «зажигание». Все шло так, как надо. ВПМ медленно оторвался от поверхности. Фермы отошли в сторону. Повинуясь твердой руке Буккари, модуль балансировал на огненной колонне. Через шесть секунд главные двигатели рванули ВПМ вверх, вдавив Буккари в кресло. Ей едва удалось ухватиться за рукоятки так называемой «катапульты». В голове — туман, результат повышенного давления в мозгу, руки и ноги — мешки с песком, и тем не менее она сумела превозмочь себя и сконцентрироваться на полете. Поле зрения сузилось, периферийное исчезло совсем — глазные яблоки погрузились в глазницы.