Пленник замка Зенда - [3]

Конечно, многие, наверное, как и Роза, возмутятся, почему я не хочу посвятить свои знания и свой разум какому-нибудь достойному и полезному занятию. На это я могу возразить, что в равной мере не просил своих родителей наделять меня охотой к перемене мест и занятий, а также оставлять в наследство две тысячи фунтов годового дохода. Но судьбе было угодно, чтобы любезные родители наградили меня и тем, и другим, и тут уж ничего не поделаешь.

А теперь поспешим, дорогой читатель, вернуться в столовую Рассендиллов, где милейшая Роза — да благословит Господь ее простодушие! — обратилась ко мне с одной из тех речей, которые она обычно произносит на различных собраниях. Впрочем, Роза и дома говорит всегда так, словно выступает перед солидной аудиторией.

— Знаете, Рудольф, чем отличаетесь вы от своего брата? — риторически вопрошала она. — Ваш брат сознает, сколь серьезные обязательства перед обществом налагает высокое положение вашей семьи. Вы же извлекаете из этого положения одни преимущества.

— Милая Роза, — смиренно ответил я. — Ну как вы до сих пор не поймете: то, что люди попроще почитают за привилегии и удовольствия, люди нашего круга называют своими священными обязанностями. Мне кажется, это самая очаровательная уловка из всех, которые изобрели наши предки.

— Как вам не стыдно говорить такое! — гневно вскинув голову, укорила она меня. — Я знаю, какое лестное предложение вы получили от сэра Джекоба Борродейла.

— Ну нет! Благодарю покорно, — поспешил отмежеваться я от сэра Борродейла.

— Но всем известно: через полгода сэр Джекоб станет послом. Если бы вы согласились поехать с ним, он добился бы для вас должности атташе. Соглашайтесь, Рудольф, доставьте мне удовольствие.

Нельзя сказать, что я горел желанием посвятить ближайшие годы жизни общению с сэром Джекобом. Однако сердце не камень, и, видя, как моя прелестная родственница заламывает руки, самым отчаянным образом уговаривает и даже молит меня, я начал испытывать сильнейшие угрызения совести. К тому же я вдруг подумал, что должность, которую мне предложил сэр Джекоб, не столь плоха, как те, что сулили мне раньше. Собственно, мне предлагали за жалованье пожить в незнакомой стране, что, при склонности моей к путешествиям, показалось мне весьма заманчивым. Вот почему, предоставив Розе исчерпать поток красноречия, я соблаговолил сменить гнев на милость.

— Ну что ж, дорогая сестра, — сказал я, — если за ближайшие полгода не произойдет ничего сверхъестественного, а сэр Джекоб не раздумает взять меня с собой, обещаю принять его предложение.

— О, Рудольф! Вы даже представить себе не можете, как обрадовали меня! — начала благодарственную речь Роза.

— А куда он едет? — поспешил спросить я.

— Он еще точно не знает. Но, уверяю вас, это будет престижное посольство.

— Вы меня недооцениваете, мадам. Уж если я решил доставить вам радость, ничто меня не остановит на этом пути. Обещаю вам, я приму предложение сэра Джекоба, даже если его зашлют куда-нибудь на край света.

Так была решена моя судьба. Но полгода есть полгода. И, зная, что именно этот срок отделяет меня от славного поприща атташе, я не столько грезил будущими занятиями (впрочем, я представлял себе их лишь чрезвычайно приблизительно), сколько с радостью думал о том, что впереди у меня еще целых шесть месяцев вольной и праздной жизни. Нужно ли удивляться, что все мои помыслы были направлены только на то, как бы получше провести оставшееся время. И вдруг я вспомнил о Руритании. Вот куда я теперь непременно отправлюсь!

Как ни странно может показаться на первый взгляд, я, разъезжая по свету, еще ни разу не попал в Руританию. Виной тому мой покойный отец. Питая тайную симпатию к Эльфбергам (даже Рудольфом я был назван в соответствии с традициями этого рода!), отец тем не менее категорически запретил мне путешествие в эту страну. После его кончины за дело взялся мой брат. Он, видите ли, свято хранил традиции Рассендиллов — и делал это с таким упрямством, что не сомневаюсь: без вмешательства милой Розы тут не обошлось.

Однако сейчас, продав себя в рабство сэру Джекобу, я решил больше не считаться с мнением брата и Розы. «Не у одних только Эльфбергов рождаются дети с длинными носами и рыжими шевелюрами», — думал я, и чем больше я убеждал себя, тем сильнее стремился в Руританию. Да и как могло быть иначе, если такой страстный путешественник, как я, до сих пор не побывал в одном из самых процветающих королевств Европы? И вот именно в эти дни я вдруг раскрываю «Таймс» и вижу сообщение, что коронация Рудольфа Пятого, нового короля Руритании, состоится в столице королевства, городе Стрелсау. В объявлении также указывалось, что торжество произойдет не позже, чем через месяц, и обещает быть чрезвычайно пышным.

Едва я это прочел, как мое решение окончательно созрело. Я задумал во что бы то ни стало успеть на коронацию и начал спешно готовиться к отъезду. Я ничего не сказал ни брату, ни Розе, ибо боялся, что они не найдут в себе сил порадоваться за меня. Вот почему, щадя их нервы, я объявил, что решил немного передохнуть в Тирольских горах. Я наведывался туда довольно часто, и сообщение мое их не удивило. Правда, Роза тут же посмотрела на меня с осуждением: этой достойной и трудолюбивой женщине была неприятна сама мысль об отдыхе, когда в мире существует столько обязанностей. Однако я все хорошо продумал и метким выпадом не только вернул ей хорошее расположение духа, но даже вселил нечто вроде надежды, что я наконец-то взялся за ум.