Пленница - [42]

Потом я сказала себе, что должна приготовиться встретить свою судьбу. Паша заметит мою непохожесть. Сначала я должна молиться, чтобы он не выбрал меня. Если не выберет, может, сочтут, что я не гожусь для гарема. Что тогда? Возможно, я смогу уговорить его отпустить меня. Эйда так мила. Она так подходила к этому образу жизни и, более того, наслаждалась им.

Ко мне пришла Рани. Пора было начинать приготовления.

Она разгладила мои волосы руками, едва не мурлыкая от удовольствия, собрала их и легонько потянула. Потом она хлопнула в ладоши, и появились две её девочки.

Рани встала и сделала им знак рукой.

Меня отвели в ванну и поставили под струи душистой воды. Обсохнув, я должна была лежать, пока меня натирали мазями с мускусом и пачули. Надушили мои волосы. От их запаха мне было плохо, и я знала, что никогда уже не смогу его нюхать, не вспоминая тот ужас, который охватил меня тогда.

Меня облачили в шёлковый наряд бледно-лилового цвета. Это были широкие шаровары, схваченные на лодыжках лентами, украшенными драгоценными камнями, и туника, которая доходила мне до талии. Туника была из шёлка, а поверх неё была нашита прозрачная ткань. На шёлке было множество блёсток, таинственно мерцавших под прозрачной тканью. Признаю, что костюм обладал большим шармом.

На ногах у меня были атласные башмачки с загнутыми носами, украшенные каменьями.

Потом расчесали мои волосы, и они рассыпались по плечам, голову украсили гирляндой из розовато-лиловых цветов, такие же гирлянды обвивали мои лодыжки. Мне подкрасили губы, на веки осторожно нанесли краску, от этого глаза казались гораздо больше и приобрели более глубокий синий оттенок.

Я была готова, чтобы быть представленной паше.

Дикие мысли приходили мне в голову. Что будет, если я откажусь идти или попытаюсь сбежать из гарема? Как? Ворота заперты и охраняются евнухами паши — огромными мужчинами, которых выбрали именно из-за их роста. Как я могу сбежать?

Мне придётся посмотреть правде в глаза. Спасения нет.

Рани взяла меня за руку и покачала головой. Чем-то я ей не нравилась. Может, это из-за того, что у меня был такой несчастный вид? Она сказала мне, чтобы я улыбалась и всем своим видом показывала, что счастлива и ценю высокую честь, которой могу быть удостоена сегодня вечером.

Этого я сделать не могла.

Николь стояла рядом со мной. Она была одной из тех, кто помогал одевать меня. Она сказала что-то Рани, и та задумалась.

Потом Рани кивнула и дала Николь ключи. Николь ушла.

Я села на диван. Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Как далеко всё это зашло. Я представляла себя избранной пашой… носящей ребёнка, который будет соперником Самира и Фейсала. У меня был отец, человек значительный, профессор Британского музея. Я хотела сказать им, что если паша попытается обращаться с дочерью моего отца как с рабыней, то будут неприятности. Я англичанка. Великая королева не допустит, чтобы с её подданными обращались подобным образом.

Я старалась набраться мужества. Понимала, что говорю сама себе чепуху. Какое этим людям дело до того, кто я такая? Здесь правили они. Я была ничто.

Возможно, я могла бы рассказать ему, как не терпится другим девушкам разделить с ним ложе. Почему не взять одну из тех, кто горит желанием, а меня отпустить? Возможно ли будет объяснить ему это? Станет ли он слушать? А если станет, поймёт ли?

Вернулась Николь. В руках она держала бокал.

— Выпей это, — сказала она. — Ты почувствуешь себя лучше.

— Нет, не буду.

— Я говорю, что тебе это поможет.

— Что это?

Ещё одна девушка внесла свою лепту в уговоры. Она обвила себя руками и начала раскачиваться взад-вперед.

— Она говорит, что это заставит тебя возжелать любви. Тебе станет легче. Во всяком случае, это приказ Рани. Она считает, что ты не сгораешь от желания, а паша любит страстных женщин.

Какое-то возбуждающее средство, подумала я.

Николь подошла ко мне ближе.

— Не глупи, — прошептала она, смотря мне в глаза и пытаясь сказать что-то. — Возьми, — продолжала она. — Тебе это… понравится… как раз то, что тебе сейчас нужно. Пей… пей… Я твой друг.

В её словах был какой-то скрытый смысл. Я взяла бокал и выпила его содержимое. Это было отвратительно.

— Скоро… — сказала Николь. — Скоро…

Через несколько мгновений я почувствовала себя очень плохо. Николь уже исчезла вместе с бокалом. Я пыталась удержаться на ногах, но не могла. У меня все поплыло перед глазами.

Одна из девушек позвала Рани, которая пришла в сильном испуге. Я чувствовала, как по моему лицу строится пот, и мельком увидела своё отражение в зеркале. Я была очень бледна.

Рани кричала на всех. Меня уложили на диван. Я действительно чувствовала себя больной.

Появилась Николь. Мне показалось, что она незаметно улыбнулась.

* * *

Я не была представлена паше. Я лежала на диване и чувствовала себя смертельно больной. Я и правда думала, что настал мой последний час. Я вспомнила, как тайно улыбалась Николь. Это сделала она. Она думала, что я ублажу пашу и принесу ребёнка, который вытеснит Самира. Может ли такое быть, или она действительно мой друг? Каким бы ни был ответ, этой ночью она спасла меня от паши.

Через день-другой я начала поправляться, и вместе с выздоровлением ко мне пришла вера, что Николь сделала это, чтобы спасти меня от того, чего я так ужасно боялась. Правда, в то же время она помогала себе. Почему бы и нет. Николь француженка и реалистически смотрит на жизнь. Тот факт, что она может услужить одновременно себе и мне, делало идею вдвойне привлекательной для неё.