Пленница - [119]

Газетчики вцепились в генерала мертвой хваткой. Многих белых, кого ранее не смущала жестокость по отношению к семинолам, крайне неприятно поразило, что Джесэп велел схватить Оцеолу, явившегося на переговоры под белым флагом. Взрыв возмущения прокатился по всей стране, страсти еще не улеглись.

— Я требую справедливости, поскольку это мое право. Но даже ради спасения жизни я не соглашусь охотиться за индейскими вождями, как гончая, и не предам тех, кто обратится ко мне за помощью. Точно так же, господа, я никогда не обману доверия и не предам белых друзей. Полагаю, многие здесь это подтвердят. Господа, моя судьба в ваших руках. Моя душа принадлежит лишь мне одному.

Когда Джеймс произнес заключительные слова, в зале воцарилась мертвая тишина, но потом поднялся невообразимый шум.

До выступления Джеймса его обвиняли в убийстве и в том, что он устроил резню. В защиту Джеймса выступили Джаррет, молодой солдат Нунан, а также те, кто уцелел после расправы Выдры с белыми. И все же он знал, что его жизнь зависит от него самого. Сейчас, когда толпа неистовствовала, Джеймс понял, что в зале у него есть друзья. И надеялся, что их много.

Джесэп стукнул по столу, призывая всех к порядку. Быстро посовещавшись с сидящими рядом, он поднялся.

— В связи со смертью майора Майкла Уоррена никаких обвинений против Джеймса Маккензи выдвинуто не будет. Мы считаем это самозащитой, ибо майор Уоррен не имел полномочий вешать людей. Мы также убеждены, что к нападению у форта Деливеренс господин Маккензи непричастен. Поскольку отец подследственного был белым и обладал законным правом на собственность в этом штате, мы не можем требовать, чтобы Джеймс Маккензи покинул эту территорию. Поэтому, господин Маккензи, вы свободны и вправе поступать по своему усмотрению.

И снова поднялся страшный шум. Услышав радостный возглас, Джеймс устремился сквозь толпу к жене.

Жена…

Это слово ласкало его слух.

Она бросилась в его объятия и поцеловала на глазах у всех.

Их окружили репортеры, наперебой задавая вопросы. Каковы были отношения Тилы с отчимом? Что она думает о войне, о том, что Джесэп взял в плен Оцеолу?

— Я думаю, — сказала она, — Что мой муж хотел бы повидаться со своей дочерью.

Джаррет и Тара с трудом пробрались сквозь толпу. Хотя его брата освободили, Джаррет был несколько мрачен. Когда все наконец выбрались из зала суда, Джаррет быстро провел их к карете. Тара поцеловала Джеймса и Тилу. Джаррет обнял брата и пообещал откупорить шампанское, как только они доберутся до дома в Сент-Августине.

Так приятно было вновь оказаться в доме брата! Джеймс снова обрел семью. С ним были Джаррет и Тара, Йен, Дженифер, с которой ему приходилось столько раз расставаться. Глаза этой прелестной девочки так напоминали Джеймсу глаза ее матери, кожа имела нежный медный оттенок, а волосы были густые и волнистые, как у всех Маккензи. Тила говорила правду, утверждая, что Дженифер — любящая дочь. Она не отходила от отца ни на шаг.

И еще у Джеймса была теперь Тила — та, что вернула его к жизни. Любовь ее не знала границ, преодолевала все препятствия.

Скоро его семья увеличится. У Йена появится маленькая сестренка или братишка, как и у Дженифер.

Поздно вечером Джаррет встретился с Джеймсом в библиотеке.

— Сегодня прекрасный день. — Джеймс поднял рюмку с бренди. — Спасибо тебе. Джаррет кивнул:

— Хотелось бы мне, чтобы все было прекрасно. Джеймс насторожился:

— Мэри?..

— У твоей матери все хорошо, я же говорил тебе.

— Ты не солгал?

— Джеймс…

— Конечно, ты не стал бы, но что же тогда?

— Я принял решение, что все мы отправимся в Чарлстон.

— В Чарлстон? Кто-то из твоих заболел? Что-то не так с наследством Тилы?..

— В форт Молтри вместе с другими пленными семинолами отправили Оцеолу. Он при смерти, Джеймс, и спрашивал о тебе.

Конец близок. Джеймс понял это, как только вошел в камеру, где лежал умирающий вождь. Сам Оцеола тоже знал, что дни его сочтены, и сейчас чувствовал приближение смерти. На нем был головной убор с пышными перьями, на груди висело множество серебряных амулетов.

Джеймс подошел к вождю, боясь, что тот уже испустил последний вздох, но Оцеола был еще жив. Вероятно, ощутив приближение Джеймса, он с трудом поднял отяжелевшие веки и через силу улыбнулся. Потом глаза его закрылись, и Оцеола знаком велел гостю сесть. Джеймс опустился рядом с ним и взял руку вождя.

— Воин не должен так умирать, не правда ли, друг мой? — тихо проговорил Оцеола.

— Смерть — долгожданный отдых для великого воина, который вел свой народ к свободе.

— Для воина, выбившегося из сил.

Как много умерло людей — белых, индейцев, негров! Оцеола вдруг сжал руку Джеймса. Это напоминало рукопожатие белых. Семинолы научились ему у тех, с кем подружились. Когда-то рукопожатие Оцеолы было очень крепким. Этот человек умел убивать, но умел и дружить. Во многом он оставался для Джеймса загадкой. Оцеола не боялся смерти, ибо не раз смотрел ей в лицо. И все же у Джеймса защемило сердце, а на глаза навернулись слезы.

— Знаешь, приходили художники — белые художники, чтобы нарисовать меня, — сообщил Оцеола. Легкая улыбка тронула его губы. — Я позировал им. Больше всего мне понравился и заинтересовал меня художник по имени Кэйтлин. Он знаком со многими индейцами, бывал в самых разных местах.