Пленительная страсть - [6]

Хуан Кордес наблюдал за племянницей с изумлением и восхищением: когда она говорила о «Ране», глаза ее неистово сверкали, а темные буйные волосы, свободно распущенные, бились на ветру.

— Со стороны твоего отца было неблагоразумно брать тебя с собой в плавания. Да еще учить тебя искусству владения абордажной саблей и рапирой!

Помолчав, он безнадежно махнул рукой и произнес назидательно:

— Сирена, ты уже должна думать о замужестве и детях. Тебе исполнилось восемнадцать лет, и пора бы, милая, успокоиться… — дядя озабоченно покачал седой головой. — Я желаю тебе только самого лучшего, малышка!

— Да будет тебе известно, дядюшка, что святые сестры в монастыре обожали Исабель, но от меня были в отчаянии! — засмеялась Сирена, и ее глаза озорно блеснули. — Отец понимал, что никто, кроме него самого, не справится с моей неукротимой юношеской энергией.

— Знаю, знаю… Сейчас ты начнешь рассказывать мне о старом и мудром учителе фехтования твоего умершего отца, Мигеле де Сильва, который по-матерински заботился о тебе, следил за твоими занятиями географией и другими науками, за изучением голландского, английского, французского и латыни; сидел с тобой, когда ты заболела крупом и… — он неодобрительно взглянул на племянницу, — учил тебя пользоваться абордажной саблей, рапирой…

С грацией рыси девушка быстро повернулась, и не успел дон Хуан глазом моргнуть, как ножны его шпаги оказались в ее руках, а конец оружия уперся ему в ребра. Грациозно подбоченясь, Сирена откинула голову назад, открывая длинную шею, волосы ее струились по спине, а серебристый, словно звон колокольчика, смех, разнесся над волнами.

— Во всей Испании не сыщешь лучше учителя, чем Мигель де Сильва. И ты знаешь это, дядюшка Хуан.

Кордес притворился возмущенным и укоризненно взглянул на племянницу.

— Сильва научил тебя не только хорошему. Твоя речь такая же соленая и острая, как у него самого. Я прихожу в отчаяние при мысли, что мне придется наблюдать, как ты превратишься в жилистую старую деву, которая из-за страсти к морю и своего языка не сможет выйти замуж и иметь детей.

— Почему ты ругаешь меня, дядюшка? Быть может, ты завидуешь моим талантам? — пошутила девушка, и взгляд ее смягчился. Она с любовью смотрела на дядю, принявшего на себя все заботы о ней и ее сестре Исабель после недавней смерти дона Антонио.

— Это правда, Сирена, ты обладаешь способностями, какими редкий мужчина может похвастаться, но это не совсем то, чем должна увлекаться благородная сеньорита.

— Что ж, тогда я буду единственной в своем роде! Пожалуйста, не надо больше об этом, дядя Хуан. Я уже слышала много раз, что я женщина и, хотя обладаю талантом к фехтованию, переоцениваю себя; что все равно я не смогу противостоять мужчине, который действительно захочет одержать надо мной верх, — она вздохнула, подавляя раздражение. — А по поводу замужества скажу следующее: мне еще не встретился мужчина, которого я захотела бы взять к себе на корабль. Пока посмотрю на Исабель, как она справится со своим странным браком, уготованным ей нашим отцом перед смертью. Сама она мечтает только о том, чтобы уйти в монастырь. У нее призвание к духовной жизни, и ты знаешь об этом, дядя. Быть может, когда мы прибудем на Яву, ты сможешь поговорить с сеньором ван дер Рисом и объяснить ему, что Исабель мечтает посвятить себя Богу и молитвам! — Сирена в искреннем волнении схватила его за руку. — Дядюшка, обещай, что поговоришь с ним, попытаешься откупиться от него…

— Маленькая моя, речь идет о чести семьи! Исабель была обещана Ригану ван дер Рису, и этого нельзя отменить. Пусть у нее нет энергичности и твердости, как у тебя, но она сильнее в другом: твоя сестра терпелива и со смирением воспринимает жизнь такою, какова она есть.

— Ты, наверное, думаешь, что Исабель раздражает меня. Уверяю, что это не так. И я знаю ее лучше других. Я люблю свою сестру, и мне грустно, что не осуществится ее самое заветное желание — стать монахиней. Она мечтает быть ближе к Богу! Почему не дать ей этой возможности?

— Твоя забота об Исабель очень трогательна, но совершенно излишня.

Сирена внешне спокойно восприняла реакцию дяди, но ее зеленые глаза наполнились слезами.

— Никогда я не пойму, почему отец решил выдать ее замуж, да к тому же еще за голландца и протестанта.

— Мне так же, как и тебе, неизвестны мотивы дона Антонио, моя дорогая. Знаю лишь одно: мать Ригана ван дер Риса была католичкой. Но, возможно, когда-нибудь мы узнаем истинную причину. Хотя со смертью старшего ван дер Риса надежд на это поуменьшилось.

— Голландцы — белокожие варвары. А этот ван дер Рис служит в Ост-Индской компании, которая соперничает с испанскими торговцами. Как мог отец так поступить?

— Ты говоришь об отце так, словно он преступник. Я не потерплю подобного, Сирена. Твой отец был не только испанским грандом, но прежде всего человеком дела, бизнесменом, и отличался очень трезвой головой. Тебе, как никому, хорошо известно это. Он приумножил свое состояние, большую часть которого, включая суда и верфи, оставил в наследство тебе. Возможно, это лишь моя догадка, но рассуждал он следующим образом: у него две дочери, одна слишком независима, другая, наоборот, очень уступчива и чересчур религиозна. Имея мало надежд на устройство твоего брака — ты сама себе выберешь мужа, если вообще захочешь выйти замуж, — свое состояние он решил оставить тебе. Но твой отец знал, что Исабель выдать замуж можно и нужно, так как считал, что монастырская жизнь не принесет старшей дочери счастья. Хотя у тебя, как я понимаю, на этот счет другое мнение. Услуга, которую он оказал Цезарю Альваресу, дала возможность дону Антонио устроить очень выгодный брак для Исабель и отправить ее подальше от затравленной инквизицией Испании, монастырей и черных одежд.