Плененные сердца - [29]

Условия их жизни, конечно, разнились колоссально. У Шелфорда не было ни пенса за душой, кроме мизерного дохода от должности викария. Брэндрейт, напротив, был богат, как Крез.

Судьба Шелфорда была, может быть, и печальна, но довольно обычна для своего времени. Третий сын из семи не интересовался юридической карьерой, а еще меньше торговлей. Шелфорд избрал – как это часто делали молодые люди со связями, но без состояния – церковь. Выбор был сделан не по любви, но он исполнял свои обязанности, как ему казалось, с подобающей серьезностью и уважением, что не всегда имело место в подобных случаях.

Его первой любовью была армия. Но отсутствие средств на покупку чина вынудило его оставить эту мечту и спрятать ее в самый дальний уголок сознания. Он никогда не говорил об этом и редко думал. Не так давно, однако, он открылся Эвелине, прося ее никому не говорить об этом. Он был уверен, что тайна, доверенная ей, сохранится. В Эвелине было что-то, располагающее к откровенности. Шелфорд подумывал просить ее руки. Он не был в нее влюблен, но они были так схожи по складу ума и темпераменту – и так привычны к бедности. Право, она стала бы ему превосходной женой. Эвелина сама была бы рада иметь свой дом и детей, на что у нее было мало надежды, учитывая ее равнодушие к сердечным делам и полное отсутствие состояния.

Что касается Элленби, этот шут не заслуживал особого внимания. Вынув из кармана часы и щелкнув крышкой, Брэндрейт убедился, что провел в гостиной уже полчаса, и решил удалиться, как только Элленби прекратит свои завывания.

Завывания прекратились довольно внезапно, потому что Аннабелла бросила играть и вскрикнула:

– Эвелина! Куда же ты исчезла? Я думала, что ты идешь за мной, но, когда я обернулась, чтобы сказать: «Ну не чудесно ли, что Элленби и Шелфорд заглянули к нам!» – тебя уже не было видно. Но чему ты улыбаешься?

Шелфорд отметил, что улыбка у нее была очень обаятельная. Она стала еще более ласковой и теплой, когда, приоткрыв пошире дверь.

Эвелина сказала:

– Позвольте мне представить вам мою новую знакомую, мисс… Бабочку! Она заблудилась, но я обещала, что мы поможем ей вернуться домой.

Шелфорд широко раскрыл рот от изумления, а Аннабелла пробормотала:

– О боже мой, да она тоже помешалась, совсем как леди Эль!

Викарий не мог в толк взять, что она имела в виду. Мисс Бабочка! Она, вероятно, пошутила. Он увидел, как Эвелина повернулась, чтобы сказать кому-то несколько ободряющих слов. Услышала, как она произнесла, смеясь:

– Вы говорите, что они вас не видят? Уже не заявите ли вы мне сейчас, что вы вообще невидимы?

14.

– Вот именно, – отвечала Бабочка, нервно покусывая губы. – Мне следовало бы с самого начала сообщить вам, кто я такая. Но когда я с изумлением убедилась, что вы меня видите, мне так захотелось почувствовать себя опять смертной и забыть все мои тревоги. Я надеялась, что все теперь смогут меня видеть. Не сердитесь на меня и не думайте обо мне дурно. Просто я была так несчастна, а вы были ко мне так добры!

Когда Эвелина пришла в себя, первое, что она увидела, был потолок ее спальни. Местами лепнина отвалилась и позолота изысканной росписи стерлась. Можно было еще разглядеть двух поблекших маленьких амурчиков с миниатюрными луками и стрелами, ангельски улыбающихся на осыпающемся голубом фоне. Эвелине всегда доставляло удовольствие видеть их при пробуждении. Леди Эль когда-то сказала ей, что один из них был Эрот, известный также под именем Купидон, а другой – его завистливый брат Энтерот. Эвелина воспринимала их не как мифологических персонажей, а как детей, составлявших ей компанию днем и стороживших ее сон ночью.

«Какие глупости!» – подумала она, поворачивая голову. В этот момент она обнаружила, что голова ее покоится на мягкой подушке, и почувствовала такую негу, словно только что пробудилась от прекрасного сна и снова готова в него погрузиться. Она заметила, однако, что под кроватью скопилась пыль. Непременно нужно будет сказать миссис Браун. Вдруг осознав, что она лежит на полу, а не на постели, Эвелина окончательно вернулась к действительности.

– О нет! – проговорила она, садясь, что вызвало у нее новый приступ дурноты. Уронив голову на руки, Эвелина простонала: – Уходите! Уходите, я вас умоляю!

– Разумеется, если ты этого хочешь, дитя мое, но почему? Не лучше ли тебе будет, если я останусь поблизости? Я принесла лавандовой воды приложить тебе к вискам.

Услышав голос леди Эль, Эвелина почувствовала такое облегчение, что глубоко вздохнула и спокойно опустила голову на подушку, которую леди Эль держала в руках.

– Милая тетя, она ушла?! – воскликнула она. – Скажите мне, что она ушла!

– Ты имеешь в виду Бабочку? – спросила тетка. – Боюсь, что нет. Дело в том, что я пригласила ее остаться.

Приподняв голову, Эвелина уставилась на тетку.

– Вы пригласили ее остаться? – переспросила она, поправляя очки. – Вы хотите сказать, что вы ее тоже видите?

– Ну конечно. – Леди Эль прижала смоченный лавандовой водой платок ко лбу Эвелины. – Последнее время я ее часто видела.

– Неужели?

Эвелина, повернув голову, увидела Бабочку, стоявшую у окна. Она придерживала своими длинными изящными пальцами заштопанные муслиновые занавески. При этом она рассеянно смотрела в запущенный сад. Эвелину снова поразила красота молодой женщины.