Племянник короля - [58]

Шрифт
Интервал

Как-то раз скандал был особенно бурным, и сапожник ухватился за нож. Испуганная женщина выбежала из дому и укрылась за дверью княжеского дворца. Привратник быстро закрыл дверь, преградив путь разъяренному синьору Лучи, который так и остался стоять на улице, посреди взбудораженной толпы зрителей.

Князь, уведомленный о происшедшем, похвалил привратника и велел показать ему красавицу, о которой столько был наслышан от своего камердинера.

Синьору Лучи провели в княжеские покои. Растерзанная, в синяках и содрогающаяся от рыданий, красавица римского переулка очутилась перед одним из утонченнейших представителей «большого света», изысканным эстетом, который уже изведал все прекрасное в Европе, перед принцем, которому предлагали в жены дочерей королей и императоров.

И вот тут произошло одно из тех необъяснимых чудес, механизм которых доселе не ясен ни одному ученому.

Может быть, князь увидел в этой молодой женщине полное воплощение своих юношеских представлений об «итальянском типе красоты». Может быть, старому отшельнику уже в тягость стали пустота и холод огромных салонов, заполненных антиками и произведениями искусства. Может быть, он сразу счел, что все, что он до сих пор делал, было просто ничтожным и несущественным по сравнению с женским обаянием и теплом этой маленькой Кассандры Лучи. Может быть, на пятьдесят третьем году жизни впервые в князе Станиславе проснулся темперамент Понятовских, страсть к «романам», унаследованная от отца и замороженная в детстве добродетельной матерью. Не стоит играть в отгадки. Ясно одно: самый гордый князь в Европе с первого взгляда без памяти влюбился в жену римского сапожника.

Кассандра Лучи получила постоянную должность экономки в княжеском дворце, и князь, как деликатно выражаются современники, «искал ее общества». В результате этих поисков спустя год у прекрасной сапожницы родился сын княжеской крови Шарль (Карло), пока еще без фамилии.

Князь Станислав поручил своим поверенным договориться с синьором Лучи об «отказе от супружеских прав». Переговоры пошли довольно гладко, ибо пьющий сапожник тут же понял, что жена может явиться источником недурных доходов.

«Князь сходил с ума от любви. После долгих лет сиротства и одиночества он наконец-то чувствовал себя счастливым. Бывшая сапожница стала всемогущей хозяйкой дворца».

Но история с уведенной у сапожника женой не могла пройти в Риме незамеченной. Единственный из Понятовских, который не был отмечен на родине ни одним любовным скандалом, теперь в один миг наверстал все упущенное. Римский скандал по огласке превзошел все вместе взятые любовные скандалы князя-подкомория, Станислава-Августа и князя Юзефа. Жители прилежащих к площади Испании улочек не могли простить чужеземному князю похищения жены у сапожника. Римская аристократия отвернулась от прежнего любимца, не в силах простить ему связь с плебейкой. Il buono Polacco превратился в плохого поляка – il cattivo Polacco.

Но настоящие тучи начали собираться только тогда, когда этим делом заинтересовался Ватикан. Promiscuit, то есть «сожительство», было в Риме допустимо, но только в высших кругах. Ведь случалось же, что даже кардиналы имели подруг, которые возглавляли официальные приемы. Но promiscuit не могло быть терпимо, когда дело касалось связи с плебейкой. Так что, когда слухи о скандале на виз Кроче разошлись по всему городу и достигли Ватикана, римский губернатор получил указание прекратить это нарушение общественного приличия.

Но князь Станислав был фигурой столь высокопоставленной и влиятельной, что папские власти не решились бороться с ним средствами административного принуждения. Тогда прибегли к методу дипломатических переговоров. Пытались склонить его удалить наложницу, указывали ему на всю щекотливость положения, устрашали гневом общественного мнения. Папа и кардиналы вызывали его к себе на длительные переговоры. Но это, разумеется, не помогло. Мы знаем, каким твердым и непреклонным мог быть принц Речи Посполитой в делах куда менее важных. А что было говорить сейчас, когда речь шла о страстной, единственной любви.

Тогда кардинал Консальви, главный противник князя в Ватикане, решился на более крутые меры. Бывшему супругу синьоры Лучи пригрозили довольно печальными последствиями, если он не обратится в суд, претендуя на супружеские права.

Напуганный сапожник с болью в сердце отказывается от княжеского пенсиона и соглашается сделать все, что ему велят. Ему дают адвокатов. Но стоило припугнуть князя процессом, как он недвусмысленно заявил, что в таком случае просто покинет негостеприимный город.

Ватиканские власти стремились принудить князя расстаться с сапожницей, но они вовсе не хотели расставаться с таким богатым и знаменитым благотворителем. Поэтому над князем установили негласный полицейский надзор, одновременно продолжая подготовку к компрометирующему его процессу.

Когда князь заметил, что за ним следит полиция, он пришел в ярость. Для человека, который некогда выскользнул из царского Петербурга, выскользнуть из папского Рима было сущим пустяком. Однажды утром жители Рима с удивлением узнали, что il buono Polacco со своей прекрасной сапожницей и потомком пребывает во Флоренции.


Еще от автора Мариан Брандыс
Мария Валевская

В мировой истории много интересных судеб. Литература часто обращается к описанию жизни королей, великих полководцев и других сильных мира сего. Но не менее интересны и судьбы людей, окружавших их.В центре внимания видного польского писателя Мариана Брандыса художественная и вместе с тем строго документированная реконструкция внутреннего мира героя – любовницы и верного друга Наполеона Марии Валевской.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Адъютант Бонапарта

В мировой истории много интересных судеб. Литература часто обращается к описанию жизни королей, великих полководцев и других сильных мира сего. Но не менее интересны и судьбы людей, окружавших их.В центре внимания видного польского писателя Мариана Брандыса художественная и вместе с тем строго документированная реконструкция внутреннего мира героя – адъютанта Наполеона Бонапарта Юзефа Сулковского.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.