Племенные войны - [61]

— Натюрлих, — закивал головой Рольф.

— Какая бы идея ни была, но коль скоро она начинает выражаться политически — это уже становится ложью, — сказал Антикайнен. — После твоего рассказа у меня создается стойкое впечатление того, что нами сейчас как раз и управляют те анти-люди с Гондваны. И в России, и в Финляндии, и во всем мире, и в церкви, между прочим.

— Нет, — горячо возразил Юрье. — Маннергейм!

— Гитлер капут, — вставил Рольф.

— Да что там твой Маннергейм! — махнул рукой Тойво. — Режь карелов, режь неправильных финнов — и будет счастье? К черту всех твоих идейных вдохновителей, к черту политиков, к черту дам из иммиграционных служб — сук, по большому счету, к черту полицаев, да и тебя — тоже к черту! Парни, ведите этих ученых на Валаам! Если не захотят вернуться в свою Германию, то дальнейший разговор с ними будет коротким. А с местными анти-людьми мы разберемся как-нибудь сами.

— АСАВ[10], - вздохнул Рольф.

17. Племенные войны

Финские интервенты после суточного оборудования своих позиций, приступили к реорганизации, создав ударные группы «А» и «Б». Первая — это военные подразделения в районе Олонца и Лодейного поля, вступившие под командование Гуннара фон Хертцена, вторая — это район Пряжи — Матросы с майором Таллвела во главе.

Подполковник Гадолин подал рапорт об отставке с поста командующего AVA. Надоело ему спорить с Хертценом, да и, вообще, надоело. Поехал он обратно в свое имение на берегу Саймы, сходил в баню и напился пьяным.

Вместо него высочайшим соизволением назначили командовать всеми силами интервентов полковника Аарне Сихво. Правительство Финляндии продолжало корчить мину, что все события, имеющие место в южной Карелии — всего лишь стихийное и добровольное народное восстание. А Маннергейм важно кивал головой: да, именно так.

Антикайнен был уверен, что немцы уберутся из Карелии, да и, вообще, из Финляндии. Вместе с ними прекратится финансирование. Кому интересны справедливые войны, движимые, так называемой, племенной идеей? К тому же войны справедливые не бывают.

Финны не смогли перерезать железную дорогу Петроград — Мурманск, что значительно осложняло все военные действия: красные могли в любой момент перебросить сюда какие-нибудь воинские резервы и задавить AVA массой. Командование понимало это и затребовало у правительства подмогу. Правительство поняло это и затребовало у немцев дополнительных средств, в том числе людских. Немцы ничего не хотели понимать — ну, не разорваться же им по всем фронтам, в самом деле? Раньше надо было о военном вмешательстве думать. А общество Туле деньгами делиться больше не захотело — не решались они вкладываться туда, где гарантий — решительно никаких.

Финским оккупантам удалось-таки поднять местное население, правда, не таким образом, каким бы им хотелось. Карелы — по природе своей незлые люди, но при определенных обстоятельствах их действия выходят за грани разумных. Убивают их братьев, отцов и сыновей — они начинают убивать в ответ. Впрочем, таковы, вероятно, все люди.

Показательное выделение для экзекуции коренной, на тот момент, национальности не приводит к тупой скотской покорности (karja — скотина, в переводе с финского). Сила действия всегда рождала противодействие. Когда карелов расстреливают, а русских распускают по домам, исполняя приказ того же Эро Гадолина, редко кто отметит в таком проявление чувств выражение «братства». Разве что финские парни Свинхувуд, Таннер и Маннергейм.

Тойво не был карелом, опыт общения с ливвиками у него ограничивался давней встречей с собеседником Куусинена, да замечательный древний карельский пуукко, что дожидался в укромном месте его возвращения. Но пусть карелы не цивилизованы, как это понимают всякие немцы и шведы, но их противление той норме морали, что несут эти дурацкие цивилизации, не может не вызывать уважение. Оболванивание на уровне государства — это гибель цивилизации. Не пройдет много времени, как лопнут мыльные пузыри европейской «культуры». Только объявленные «дикими» в своей консервативности народы смогут противостоять этой неизбежности. Если, конечно, до того времени их не перебьют всех нахрен.

Антикайнен не желал, чтобы это произошло на его глазах и при его попустительстве. Будучи в диверсионном рейде в тылу финских оккупантов, он мог плюнуть на все и удрать на север, взять свой банк и ломануться в Финляндию к своей Лотте, к своему синему морю и к своему белому песку. Мог, да не смог. Мысль о предательстве даже в голову к нему не закрадывалась. Впрочем, как и многим его товарищам, чьи дома остались в стране Суоми.

— Мы пойдем к Сааримяги, — сказал он своим бойцам. — Пошумим немного, пусть лахтарит на Свири задергаются.

— Там гора, — сказал один боец, Оскари Кумпу. — Атакой в лоб не взять.

— Атаковать не будем. Касательно лбов — так у нас на них не написано, что мы от большевиков. Проведем операцию скрытно, но чтобы они поняли, что против них действует Красная армия, а не неуловимые мстители.

Лед на Ладоге с каждым часом делался все менее надежным — солнце грело, талая вода с берега размывала, так что при возникновении ветра озеро разломает весь свой ледяной панцирь на отдельные плавающие льдины.