Племенной скот - [45]

Зал замер. Гости перестали жевать. Все смотрели только на нее. По лицу соседских царей Иван понял, что они забыли все: и коней, и птиц – и теперь только это чудо станут почитать величайшим на свете. Он встал и поспешил к невесте, стремясь скорее вызволить ее из ловушки пристальных взглядов.

Пока они рука об руку шли к столу, слуги, подсуетившись, принесли будущей царевне кресло. Иван шел и видел, как одобрительно кивает ему головой отец, сидевший все это время рядом, но за целый день ни разу не обративший на него внимания. Его переполняла гордость.

Иван никак не мог насмотреться на свою невесту. Сейчас, в праздничном, почти волшебном убранстве да на фоне остальных гостей Василиса казалась еще красивее. Она двигалась плавно, словно танцевала. Голос ее был нежным. Она не подвякивала в конце каждого слова, как Анна, не басила и не причмокивала, как Татьяна, и слово к слову подбирала ладно, словно читала по книге.

Да и в другом она оказалась лучше: Иван видел рядом с нею братниных невест и не мог понять, как раньше они могли казаться ему симпатичными. Анна сидела, потупив глаза, сложив на коленях костлявые руки. Каждое движение давалась ей с трудом: то она задевала острым локтем соседа, то поворачивала голову как раз в тот момент, когда слуги подносили ей новое яство, и едва не опрокидывала услужливо поданную тарелку. Татьяна же осоловела от выпитого вина и растекалась по столу квашней. Глаза ее сонно хлопали и жмурились, на губах гуляла рассеянная улыбка, на тонком белом рукаве желтело жирное пятно.

Иван наклонился к Василисе и тихонько сказал ей на ухо:

– Да ты у меня прям царская дочь!

– Не поверишь, – ответила она, и от ее бархатного шепота у Ивана по спине побежали мурашки, – я царевна и есть. Самая что ни на есть настоящая!

Иван не успел удивиться или задать другой вопрос: батюшка-царь, бесцеремонно вклинившись между гостями, уселся напротив и радостно сказал:

– Ну, Ванька, ты молодец! Вот это я понимаю: это – невеста! Всех братьёв переплюнул с такой-то невестой.

Василиса, покраснев от смущения, опустила глаза, а потом сказала:

– Ну что вы, Афанасий Михайлович… Не стоит так.

– Стоит, стоит! – уверенно заявил царь, наливая себе водки. – Еще как стоит! Ну? Когда свадьбу думаете играть?

– Как скажешь, – Иван почтительно склонил перед отцом голову. – Хоть завтра!

И при мысли, что уже завтра он сможет назвать чудесную красавицу своей, у него кольнуло сердце. Но отец возразил:

– Нет, Вань. Завтра никак нельзя. Опять же пир надо, столы накрыть, палаты убрать. А казна-то пустовата – вот ведь беда. Вон, Елисей Петрович, – он кивнул на толстого царя, – три шкуры с меня за выделанные шкуры дерет!

– Да если они стоят дорого?! В убыток себе, что ли, торговать я буду?! – Толстяк от возмущения стал говорить с набитым ртом, и в сторону царя полетели пережеванные кусочки мяса.

– Ладно уж, уймись, Елисей! – досадливо поморщился царь. – Потом поговорим, после. Ты ешь-пей сейчас. Вот, – продолжил он шепотом, наклонившись к Василисе и Ивану, – уже на пир его позвал. Думал, под шумок да под закусочку, да ради праздничка помягчает. А он ни в какую! А кожи нужны: и на армию, и себе одежу пошить…

И, подперев щеку рукой, царь загрустил. Иван улыбнулся: в такие моменты царь был похож на ребенка несмотря на все свои морщины.

– А вы, – наклонившись над столом, Василиса тоже зашептала, – не думали у себя кожевенное производство открыть?

– Так нет у нас в Маслово кожевенников.

– А вы их приманите.

– Это как? – Царь заинтересованно поднял голову.

– Вы вот скажите: люди ваши дань платят? Или, там, мзду, ясак… В общем, деньги в казну.

– Платят. А как же? А как же иначе армию содержать, думных бояр, двор тож? Это ж государство! – Царь приосанился.

– Ну вот. А вы и объявите, что кожевенникам, которые тут будут селиться, налога платить не надо, и что, напротив, землю вы им дадите под постройку домов, да тесу на избы. Да вы знаете, как они к вам повалят? У Елисея вашего Петровича скоро ни одного не останется, все у вас будут. Вы только велите им селиться не в городе, а у стен, своей слободой. Так и город-то ваш прирастать будет. А стену крепостную потом перенесете.

– Ну девка! Ну девка! – Царь от восторга даже подпрыгивать стал на месте. – Вот царицей кому быть, не то что этой квашне! А давай мы Даньку с Танькой разведем, а тебя за него отдадим, а? Чтоб за царство я спокоен был, а?

– Нет, не надо, Афанасий Михайлович, – Василиса тихонько улыбнулась, – я уж лучше с Иванушкой останусь.

– И то верно, – царь поспешно согласился, понимая, что погорячился. – Чего по женихам-то скакать? Не шалава, чай! А теперь вот скажи мне, – в глазах царя зажегся огонек, и Иван понял, что отец теперь не отстанет, – вот ярмарка наша хиреет. Все купцы-торговцы едут в Перхурово, а к нам только те, кто похуже. И что мне теперь делать?

Царь придвинулся к Василисе совсем уж близко, и рука его, сминая драгоценную парчу, цепко ухватила руку красавицы, а грудь примяла жареных рябчиков, горой лежащих на блюде посреди стола. Ивану неприятно было смотреть на отца. Он видел, что Василисе тоже неприятно, но он бессилен был что-то сделать.