PLAY - [11]

Вадим молчал. Ксения снова сделала вдох и собралась, словно перед прыжком в воду.

-Асин сын, Кирилл, приехал к нам на каникулы, и я ему нагрубила. Теперь он уже несколько дней ведет себя паинькой, но каждую ночь напивается и сидит за компьютером. Днем преимущественно спит. Ася нервничает, переживает, и у меня снова проснулось чувство вины.

- Что вы чувствуете по отношению к Кириллу? – спросил Вадим и положил ногу на ногу.

- Ненависть. – Ксения сверкнула глазами, сложила руки на коленках и сделала еще один вдох. – Нет, вру. Не только ненависть – скорее даже презрение и жалость. Когда я его вижу, мне хочется его ударить. Когда не вижу – хочется погладить по голове.

- Получается, очно и заочно он вызывает у вас совершенно разные эмоции?

- Да. Понимаете, я боюсь, что не смогу сдержаться однажды. Я вам уже рассказывала, как-то раз он попытался меня ударить, и мне бы очень не хотелось сделать то же самое в ответ.

Вадим помолчал немного, пристально глядя на Ксению.

- Сдерживать свой гнев – это не всегда верное решение. - Сказал он, подумав. – Если что-то вызывает в вас агрессию, сразу реагировать, конечно, не стоит. Но если, поразмыслив, вы решили, что выход у агрессии в каком-либо действии – нужно это действие совершить.

- Ну, конечно, - радостно согласилась Ксения, - я, поразмыслив, дам ему по лицу, Ася, поразмыслив, меня бросит, и всё будет хорошо и прекрасно.

-Это единственный вариант развития событий после вашей реакции?

Теперь задумалась Ксения. И впрямь, а единственный ли? Самый логичный – да. Самый эмоциональный – безусловно. Но не единственный.

- Нет, могут быть еще и другие, конечно. Например, Ася может понять меня и поддержать. Или осудить, проговорить это вслух и забыть через какое-то время.

- Давайте остановимся на варианте, где она понимает вас и поддерживает. Что бы было в таком случае?

Ксения прикрыла глаза и попыталась представить себе, как в ответ на очередное заявление Кирилла… Какое? Да какое угодно! Например, он говорит Асе: «Иди к черту», Ася пугается, глаза её наполняются слезами, Кирилл торжествующе разворачивается, чтобы уйти в свою комнату, и тут Ксюша хватает его за шиворот, поворачивает к себе и бьет кулаком по щеке. От удара он отшатывается назад, а она хватает его за рубашку и бьет еще раз – в подбородок. Асины глаза вспыхивают от ужаса, она закрывает руками рот, Кирилл, взбешенный, кидается вперед, натыкается на ледяной взгляд, и с ругательствами убегает куда-то вглубь квартиры.

- Нет, так нельзя, - заключила вслух Ксения, снова открывая глаза, - бить сына при матери – это такая мерзость, что она даже не поддается прощению.

- Хорошо, - оживленно согласился Вадим. На его лице отразилось удовлетворение и радость, - но давайте просто представим, что было бы дальше?

Дальше. Ксюша смотрит на Асю, в ужасе от содеянного. И понимает, что на этот раз уж точно перегнула палку. Ася, продолжая зажимать ладонью рот, медленно качает головой в отрицающем движении, разворачивается и уходит в спальню.

- Что бы вы при этом почувствовали?

Она бы почувствовала огромное, грандиозное чувство вины и страх. Страх, заставивший её кинуться следом за Асей, бормотать ненужные слова в попытках объясниться, и с ужасом смотреть, как Ася ложится на кровать и плачет, спрятав лицо в одеяло.

- А дальше?

Дальше она бы стала извиняться. Упала бы на колени, расплакалась и принялась молить о прощении. И умирала бы, понимая, что прощения не будет, что на этот раз грань пройдена.

- Вы не раз упоминаете о некоей грани, - сказал Вадим, по-прежнему не отрывая взгляда от Ксении, - расскажите мне о ней.

- Эта грань – ярко серая, - тихо ответила Ксюша, - очень нечеткая, но я хорошо её вижу. Она делила мою жизнь раньше на две части, и делит до сих пор. Всё, что было до этой грани – было преимущественно плохо. Всё, что было после – хорошо. Если я снова её перешагну, опять будет плохо.

- То есть это очень похоже на грань между прошлым и настоящим?

- Да. Я боюсь, что если перешагну её, то снова окажусь в прошлом.

- А что нужно сделать, чтобы её перешагнуть?

Ошибку. Нужно совершить ошибку, которая заставит правую ногу подняться, преодолеет её сопротивление, и понудит переступить черту, за которой уже больше ничего не останется.

- Как же не останется? – удивился Вадим. – Ведь вы говорите, что грань делит вашу жизнь на две части. И в обеих частях что-то было, что-то происходило.

- Да, конечно. – Ответила Ксюша. – Только всё, что было до грани, мне не нужно. А, значит, ничего и не будет. Понимаете, самый большой страх в жизни – её потерять. Я теряла её уже столько раз, что еще одного просто не вынесу.

- А если представить, что потеряли, - Вадим пошатнулся на стуле, двинувшись навстречу Ксении, - что бы было?

- Я бы умерла, - коротко ответила она.

- В духовном смысле или физическом?

- Во всех. Я бы перестала существовать. Вены вскрывать или делать подобные глупости не стала бы – не моё это, но жить бы перестала.

- Что бы вы чувствовали при этом?

- Ничего.

Ксения говорила резкими, отрывистыми фразами. Взгляд её устремился мимо Вадима, в стену, но даже её она не видела. Сердце колотилось глухими ударами под горлом, руки непроизвольно впились в колени.