Плавать с дельфинами - [36]

Пандора осмотрелась вокруг — гараж был большой и достаточно чистый. Она знала, что Норман бросил школу и жил один в этом доме. Отец его умер, а мать обитала где-то на юге Флориды. Размышляя об этом и осматриваясь по сторонам, Пандора поняла вдруг, что Норман мог бы стать для нее выходом, спасением от этой нудной, тоскливой жизни, какую она вела со своей матерью.

Но ничего, однако, из этого не вышло. И она опять оказалась в своем доме, в той же самой комнате, где уже, правда, теперь не было золотых рыбок.

С помощью нескольких слоев пудры мисс Силесии удалось замаскировать синяк Пандоры. Сама же мисс Силесия просто сгорала от желания оказаться первой, кто оповестит соседок на улице о возвращении Пандоры: дочка Моники вернулась через каких-нибудь пару дней после отъезда в свадебное путешествие, вернулась с разбитым носом и синяком под глазом.

— Пандора, мы тебя так рано домой не ждали. Что случилось? Что, влюбленные поссорились? — Мисс Силесия с придыханием рассмеялась, обнажив гнилые пеньки пожелтевших зубов.

— Да, что-то вроде этого, — ответила Пандора, передавая гостье ветчину. Она ненавидела розовые, вечно мокрые ломти свинины, обрамленные сверкающе белыми полосками жира. Моника всегда требовала, чтобы к столу гостям еще подавался прессованный сыр, вареные яйца, нарезанные так, чтобы в глаза бросались лимонно-желтые купола желтков. Пандора поставила перед соседкой тарелку, а мать принесла чай со льдом. Пандора ждала, когда же наконец раздастся звук подъезжающей машины или зазвонит телефон и объявится Норман. Она понятия не имела, где он был в тот момент.

Моника тяжело опустилась на свой персональный стул. У стула этого была особенная, высокая, спинка, на которую Моника могла откидываться, не нарушая при этом форму прически.

— Так все будут чай со льдом? — спросила она подчеркнуто весело. Глаза ее горели. Да и вся она была явно взволнованна. Именно такого волнения, нервного возбуждения Монике всегда и недоставало в жизни с Фрэнком, ее ужасающе скучным мужем.

Пандора отметила, что мать покрасила ногти обычным ярко-алым цветом. Отметила она и то, что лак лежал, как всегда, идеально, что, как знала Пандора, требовало неимоверного терпения.

Начиналось все с того, что мать долго-долго взбалтывала пузырек с алым лаком. Потом наносила его на ногти первым слоем и принималась ожесточенно трясти пальцами в воздухе, то и дело останавливаясь и проверяя, не трескается и не отваливается ли прошлонедельный слой, прилипший к только что нанесенному. После этого Моника накладывала следующий слой лака, на этот раз прозрачного, который служил как бы фундаментом и вообще, якобы, замедлял кровообращение в пальцах. На этот второй слой мать принималась долго и упорно дуть. И только затем накладывался финальный слой алого лака. Накрашенные руки Моника вздымала над головой и медленно помахивала ими то в одну, то в другую сторону. Через несколько минут готовый маникюр сиял призывно и многообещающе.

Только вот что именно обещали наманикюренные руки Моники? Пандора часто задавала себе этот вопрос. Эти руки точно уж никогда не смогут обласкать горячую, покрытую волосами мужскую мошонку. Вероятнее всего, Моника вообще не знала, где это место у мужчин находится. Бывало, мать даже с гордостью говорила Пандоре, что только лишь ей и Святой Марии удалось забеременеть и родить от Святого Духа. Моника даже хотела сходить в церковь, к отцу Додду, и рассказать про свою причастность к чуду непорочного зачатия. Но Фрэнк отговорил ее от этого. Потом, правда, мать частенько ворчала, что и правильно она тогда никуда не пошла, потому что, глянув на острое личико Пандоры, на ее неровные зубы и глаза цвета зеленого чая, все решили бы, что чудесное зачатие случилось вовсе не по Божьей милости, а по воле сатаны. Пандора посмотрела на собственные руки. Два ногтя были страшно обкусаны, большая часть розового лака слезла. На ней была плиссированная серая юбка и белая блузка с воротничком под Питера Пэна. Пандора очень хотела показать окружающим, что ничего ужасного с ней в эти дни не случилось, что глаз ее вовсе не вздулся и не горел, и, главное, обручальное кольцо на ее правой руке, которое так много для нее значило, так и останется там навсегда. Может быть, ей удастся еще поговорить с Норманом и она выяснит, что именно его вдруг так расстроило на второй день замужества.

Она знала, что Норман, будучи в плохом настроении, может и вспылить. Об этом она знала еще до того, как вышла за него замуж, но он бывал также добрым и ласковым. К тому же он обожал маленьких лохматых котят и щенков. И, наконец, он гордился Пандорой, и об этом она тоже знала. Всякий, кто заглядывался на нее, когда они шли рядом, подвергал себя большой опасности. Единственный человек, который имел на окружающих такое же огромное влияние, был ее отец…

Пандора взглянула на свою тарелку, на запотевший стакан с холодным чаем. Нет, разница между влиянием отца и Нормана была существенная. Нормана люди боялись, а Фрэнка уважали.

Допив чай, Пандора позвонила в гараж и долго ждала ответа. Перед самым сном она позвонила опять. На этот раз в квартиру Нормана, которая находилась над гаражом и куда они успели поставить новую двуспальную кровать. Но и там никто не взял трубку. Пандора лежала в своей знакомой с детства узкой постели и чувствовала себя совсем маленькой и беззащитной. Именно в этот момент она окончательно поняла, что первый ее брак завершится полной неудачей.