Плавание «Сидрэгона» - [46]

Взглянув на корму, я заметил Моллоя, сосредоточенно измерявшего высоты Солнца. Меня порадовало также, что и Бёркхалтер использовал все возможности для определения места корабля, поскольку я предупредил его, что сегодняшнее всплытие — это последнее всплытие перед двухдневным переходом к Северному полюсу.

Мы закончим все наши дела здесь в надводном положении несколько позднее, чем намечено по графику, поэтому нам придется поторопиться.

Дул слабый, но очень холодный ветер. Люди на палубе, чтобы согреться, начали постукивать ногой о ногу и похлопывать руками. Нам показалось, что прошло уже очень много времени, когда настал момент подавать водолазам сигнал к возвращению на корабль. Через каждые пять минут матрос дергал за сигнальный линь и получал в ответ такое же подергивание. Наконец он подал сигнал возвращения. Однако ответа не последовало. Сигнал повторили, и снова настала длительная пауза. Наконец пришло ответное однократное подергивание, что означало «Все в порядке». Они хотели побыть подо льдом еще!

Однако с меня было уже довольно. После повторного сигнала к возвращению у кромки полыньи немедленно появились воздушные пузыри, а затем след из них под тонким льдом направился к кораблю.

Когда через некоторое время мы погрузились, Брюер вдохновенно стал рассказывать о подробностях своей вылазки и о том, как они засняли чудесную картину полярного царства, которое до недавнего прошлого могли видеть только рыбы и тюлени.

Потрясение, чуть не ставшее трагедией

Хорошее настроение почти совершенно исчезло. Мы устали, проголодались, разозлились и даже немного напугались.

Мы не могли всплыть!

Вскоре после десяти часов утра в этот день, 25 августа, мы поздравили друг друга с тем, что находимся на борту четвертой американской подводной лодки, достигшей Северного полюса. Нас не особенно беспокоило то обстоятельство, что в течение последних восьми часов мы встретили только одну полынью в мощном ледяном потолке над нами со спускающимися вниз двадцати-, двадцатипятиметровыми выступами и пиками. Однако проходили минуты и часы, и нам становилось все яснее и яснее, что мы попали в трудное положение.

Поиск пригодной для всплытия полыньи мы начали еще у самого полюса. В одиннадцать двадцать утра вахтенный офицер зафиксировал, что «Сидрэгон» прошел под участком чистой воды шириной триста метров. Мы не сделали полного поворота Вильямсона, потому что были уверены, что легко выйдем под эту полынью. Когда мы подвсплыли на глубину сорок пять метров и должны были находиться в нескольких стах метров от полыньи, я поднял перископ. Вода была бледно-зеленого цвета и едва просвечивалась.

Затем, судя по прокладке, «Сидрэгон» вышел точно в то же место, в котором вахтенный офицер только что обнаружил полынью, но теперь во льду над нами было видно только несколько небольших трещин. На малом ходу мы пересекли это место шесть раз; я разворачивал перископ во все стороны, но по-прежнему никаких признаков полыньи не было. Показания светоизмерительного прибора и телевизионной камеры подтверждали мои наблюдения и выводы: над нами были лишь небольшие участки открытой воды, ширина которых не превышала пятидесяти метров. Той большой полыньи, под которой мы недавно прошли, не было!

Длительные поиски пригодной для всплытия полыньи так и не увенчались успехом. Поскольку давно уже прошло время второго завтрака, я решил сделать перерыв и разрешил штурманской группе отойти от своих мест.

После полудня мы продолжили поиск. Пользуясь перископом, эхоледомером и другими приборами, мы в течение трех часов обследовали бесчисленное множество небольших полыней, но пригодной для всплытия так и не встретили. Распустив штурманскую группу, я поручил дальнейший поиск вахтенному офицеру, а сам направился отдыхать в каюту.

В четыре часа дня мы принялись за работу в третий раз. Теперь над нами была полынья шириной пятьдесят метров, покрытая молодым льдом толщиной, судя по показаниям эхоледомера, не более девяноста сантиметров. Считая полынью вполне пригодной для всплытия с пробиванием льда, я приказал медленно увеличивать плавучесть «Сидрэгона». Но перед самым ударом об лед эхоледомер внезапно показал, что лед над нами значительно толще — около трех метров! Что же произошло? Никаких очевидных причин для неправильных показаний приборов не было, но и искать эти причины было бессмысленно: всплывать в этой полынье явно невозможно. Нам ничего не оставалось, как погрузиться на глубину и продолжать поиск.

Время подходило к девяти часам вечера, а мы все еще не нашли полыньи, в которой можно было бы всплыть. Я уже начал беспокоиться не на шутку, так как истекало время для очередного донесения командованию о нашем положении.

— Давайте попытаем счастья в другом полушарии, штурман, — предложил я Бёркхалтеру. — Дайте мне курс для выхода на другую сторону от полюса.

Через некоторое время «Сидрэгон» перешел в восточное полушарие. К десяти часам вечера нам повезло: мы обнаружили прекрасную полынью шириной двести двадцать метров и длиной четыреста метров, покрытую пятнадцатисантиметровым льдом. В десять часов двадцать минут вечера «Сидрэгон» находился уже в надводном положении на расстоянии двенадцати миль от полюса и всего в пятидесяти метрах от опоясывающей полынью кромки тяжелого льда. Я приказал вызвать на мостик нашего канадского советника.