Платон, сын Аполлона - [137]

   — Потому что без знания этого нет другого знания, а только навыки или догадки. Было бы стыдно прожить жизнь, не узнав главного. Не стоило появляться на земле.

   — А удовольствия жизни? — спросил Платон, — Разве это не привлекательно? Разве удовольствия — не главное? Услады роскоши и любви?

   — Шар катится, потому что он круглый. Но весь мир отражается в нём тогда, когда он блестящий, — Аристотель разжал кулак и показал на ладони золотой, словно солнце, шарик. — Быть золотым, быть совершенным металлом, знать, что совершенство есть. Тогда в нём отразится весь мир и свет.

   — Ты хочешь стать совершенным?

   — Совершенен тот, кто знает о совершенном. Достичь в мыслях пределов божественного замысла — значит сравняться с Богом. Не такова ли цель человека?

   — Может быть, — ответил Платон.

   — И эта цель достигается знанием, не правда ли?

   — Хорошо, — сказал Платон. — Сравнялись в знании с Богом. И что дальше?

   — А дальше... — Аристотель вдруг рассмеялся, словно вспомнил что-то весёлое. — А дальше — вечность. Бессмертие — вот абсолютная власть над временем, над материей, над жизнью, над всем. Абсолютная свобода и абсолютная власть.

   — Ты хочешь многого, — сказал Платон, остановившись. — Никто из людей ещё не достигал такого могущества.

   — Ну что ж. Тогда, как Эмпедокл, — в кратер Этны. Пусть все думают, что боги взяли меня к себе.

   — Вулкан, как известно, выбросил из своего жерла медную туфлю Эмпедокла, и все узнали, что тот просто погиб.

   — Но, может быть, гибель — это и есть путь к богам, — сказал Аристотель. — Твой учитель Сократ это допускал. Но всё это надо проверить, учитель.

Платон покивал головой, глядя Аристотелю в глаза, улыбнулся и сказал:

   — Эвдокс не ошибся в тебе. Оставайся. И проверяй.

Уходя, Аристотель ни разу не оглянулся, хотя Платон неотрывно смотрел ему вслед до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом аллеи. Платону это понравилось. Он подумал, что ученик, который не оглядывается на учителя, пойдёт дальше своего наставника и, может быть, достигнет пределов высшего знания.

Дион купил дом у Калиппа, молодого наследника архонта Еватла, скончавшегося три года назад. Еватл оставил Калиппу и его младшему брату Филострату два дома, богатое загородное поместье, десятка два рабов и около трёх талантов золота и украшений. Став учеников Академии, Калипп пожертвовал братству небольшой виноградник близ Элевсина, вино из которого поступало на общий стол. Калипп этим долго хвастался перед всяким, кто готов был его слушать, так что Спевсипп по просьбе Платона сделал ему на этот счёт замечание. Даже курица, снеся яйца, кудахчет не так долго. Калипп сам предложил Диону купить у него дом. Это случилось в отсутствие Платона, иначе он отсоветовал бы другу заключать сделку со столь хвастливым человеком. Ведь неуёмное хвастовство предполагает постоянное самолюбование, самовосхваление, а последнее вынуждает человека повсюду стремиться к первым ролям, везде выставлять себя лучшим, вопреки реальным способностям. Было ясно, что Калипп отныне станет похваляться тем, что он лучший друг не только Диона, но и Платона. Последнее особенно раздосадовало философа, но изменить что-либо было уже невозможно. Дион уплатил за дом сполна, а Калипп, о чём, по своему обыкновению, повсюду растрезвонил, успел израсходовать вырученные деньги, пожертвовав их Элевсинскому святилищу. Ещё до возвращения Платона из Сиракуз он принял там посвящение Деметре вместе с Дионом. Таким образом, Дион и Калипп были отныне связаны не только дружбой, но и совместным посвящением. Теперь их имена, не без стараний Калиппа, конечно, повсюду назывались вместе — жертвовал ли Дион деньги на афинские празднества, участвовал ли в организации Истмийских игр, дарил ли городу, приютившему его, статуи богов и героев. Дион был богатым человеком: Дионисий, изгнав его из Сиракуз, не отнял у него имения, не лишил имущества и регулярно присылал Диону, своему родственнику, причитающиеся ему немалые доходы. Этито доходы и послужили впоследствии причиной всех бед, обрушившихся на Диона, Платона, Дионисия, да и на многих других. Но основную роль в этом сыграл всё-таки Дионисий.

Война Сиракуз с Карфагеном вскоре кончилась примирением, и тиран вспомнил о Платоне и своём обещании вновь пригласить его в Сиракузы и вернуть домой Диона. Но вспомнил не потому, что любил Платона и простил Диона, а потому, что до него постоянно доходили слухи о том, каким почётом пользуется в Афинах изгнанный Дион, не жалеющий денег на празднества, спортивные состязания и благоустройство города, прослывший там не только щедрым, но и мудрым, почти равным непревзойдённому Платону. А ещё Эллада судачила о том, что Дионисий, этот глупец и невежа, прогнал в своё время из Сиракуз мудрейших людей, составляющих гордость Афин. Зависть и злость долго мучили Дионисия, пока он наконец не решился послать письмо Платону с приглашением вернуться в Сиракузы. Приглашение адресовалось только Платону, о Дионе же Дионисий даже не упомянул. Платон сразу же ответил отказом и напомнил, что без Диона он не приедет. Второе послание Дионисия не заставило себя долго ждать. Его ответ был достоин тирана: он написал, что лишит Диона доходов с имений и имущества, если Платон и на этот раз не ответит согласием.