Пластиглаз - [3]

Шрифт
Интервал


Надо собраться.

– Мужик, не бей! - я примиряюще выставил вперёд ладони. - Ну, прости, брат... Давай замнём, лады?..

Во время своей тирады, дружелюбно кивая, мне удалось сделать несколько мелких шагов в его сторону.

Мужичок пятился, выставив левую руку. Правую, с монтировкой, опустил и чуть отвёл назад. В какой-то миг он оглянулся по сторонам.


Я подал корпус вперёд.

Пять ударов основаниями ладоней в лицо. Один за одним.

Монтировка упала мне под ноги.

Мужичок ошеломлённо затряс головой.

Я добавил уже кулаком ему в ухо и корпус, но спьяну промахнулся, удары вышли скользящие. Однако хватило и этого.

Мужичок побежал в сторону пятиэтажек. Из окон ближайшей что-то орали.

Поборов соблазн пуститься в погоню, я припустил в сторону рынка.


На пропечённой солнцем асфальтовой площади перед рынком я начал обильно потеть. Пуловер прилипал к телу. Пот стекал по лбу и застревал в бровях.

Брови впитывали влагу, как губки, и тяжелели.

Мне реально было необходимо догнаться.


Стычка взбодрила ненадолго. Ноги сделались какими-то ватными, в рот словно запихнули рулон наждака. В ушах шумело и колотило.


В кафе у вьетнашек, ругая их цены, я за пару минут выпил подряд три светлых «Балтики». Вьетнашки таращили глаза и что-то лопотали по-своему. Громко, не стесняясь, рыгнул. Закурил.


Гады все. Гады и гондоны, думал я, разглядывая рыночных посетителей. Мало того, что поссать негде, так ещё за это тебе голову разнести норовят.


Добавил сотку явно палёной «гжелки». Докурил. Как-то отлегло немного. Хоть вы и гондоны, а день у меня сегодня особенный. Поэтому всех вас люблю.

Прихватив с собой ещё одну пива, благостный и расслабленный, отправился бродить по детским секциям. Что я собирался купить, я не знал.


Опьянение достигло стадии впадения в детство. Лицо моё, я чувствовал, отекло. Всё происходящее казалось мне сном. Я беспомощно, словно потерявшийся в толпе спиногрыз, толокся среди обстоятельных и деловых будущих и настоящих мамаш.

Долго рассматривал бельё для беременных.

Хотел угнать синюю, с хромированными колёсиками коляску, но продавец вежливо и настойчиво попросил меня уйти.

В крохотном закутке (в Штатах такие магазины метко называются hole in the wall) стояли две корзины, до отвалу заполненные мягкими игрушками. Делать мне на рынке было нечего. Я уже начел жалеть, что припёрся сюда. Но с пустыми руками уезжать казалось мне глупым. Поэтому втиснулся в магазинчик и принялся рыться в корзинах. Тётенька-продавец за кассой недоверчиво меня разглядывала.


Я где-то читал или слышал, что мягкие игрушки в Китае шьют заключённые. Оттого-то, мол, у всех этих зайчиков, мишек, обезьянок, жирафов и собачек такие грустные мордочки. Такие равнодушные и пустые глаза. Мягкие, безропотные и слабые, эти зверюшки совершенно безразличны к своей судьбе. Годами они кочуют со склада на склад, из магазина в магазин. Когда-нибудь кого-нибудь из них купят. Но шанс, что именно тебя - ничтожен. Трудолюбивые (может ли заключённый быть трудолюбивым?) китаёзы нашили миллиарды зверушек.

Остаётся лишь грустно смотреть в никуда.


Хотел было поделиться наблюдением с продавцом, как выудил со дна корзины маленького, не больше ладони, белого зверька с чёрными пятнами. Зверёк при рассмотрении оказался пандой с умненькими, блестящими глазками.

Его мордочка улыбалась!

Светилась нахальством, довольством, любопытством.

Мне даже показалось, зверёк подмигнул мне!


То ли он был подтверждающим правило исключением, то ли я уже видел всё в изрядном преломлении... Но своей весёлостью китайский мишка мне понравился. Я заплатил. Выйдя из магазинчика, запихнул панду в передний карман джинсов. Голова не влезла и осталась торчать снаружи, разглядывая прохожих.


Откуда-то раздалась смутно знакомая мелодия.

Трам-пара-ра-рара-рам! Трам-пара-ра-рам!

Мелодия пиликала из другого кармана.


Julia - сообщил дисплей вытащенного Siemens-а.


– Привет, зая! - я готов был расцеловать округлую жопку телефона. - Как там наша дочка? Ты сама как?

Голос у жены был бодрее, чем утром:

– Да мы-то в порядке. То есть Катьку сразу забрали, ещё пока не приносили. А я лежу, анестетиками обкололи всю. Пока терпимо. Нас тут два человека в палате. У соседки мальчик. Никак не зовут ещё. Всё с мужем не могут решить, как назвать...

– Да чёрт с ними, ты-то как? Надо чего привезти? Я тут тебе подарок купил... - мне стало неловко перед самим собой. - То есть не купил ещё... выбираю пока... Это...

– Ты там, похоже, не скучаешь, - заметила жена. - Деньги смотри не все спусти. Ещё ж на выписку надо дать будет.

– Малыш, ты ведь знаешь, я аккуратно, - в этот момент я сам себе поверил.

– В том-то и дело, что знаю, - Юлька усмехнулась в трубку. - Ой, обход идёт! Всё, пока! Позвоню потом.


Связь отрубилась. Не сразу я понял, кто такой обход и куда он идёт. «Мороз-воевода дозором / Обходит владенья свои...» - запрыгали в голове дурацкие по июньской жаре строчки.


Я направился к выходу.

Попетляв по лабиринту торговых рядов, почти добрался до распахнутых настежь дверей, как вдруг остановился у здоровенной витрины секции игрушек.


Прямо на меня с витрины смотрела только что купленная мной панда. Только огромного, почти в человеческий рост, размера. Точная копия моей крошки. Я даже вытащил из кармана свою покупку, чтобы разглядеть и убедиться в идентичности.


Еще от автора Вадим Владимирович Чекунов
Кирза

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Китай

«Лаовай» – так зовут в Китае иностранцев. Вадим Чекунов и Гарри Савулькин – внимательные и ироничные лаоваи. В своих записках о чудесах и странностях Поднебесной они с улыбкой рассказывают невероятные байки и правдивые истории о Китае и китайцах. Можно ли по-настоящему стать своим в этой стране? Трудно сказать: для иностранцев Китай – либо любовь на всю жизнь, либо ужасное место, из которого хочется сбежать поскорее. В китайцах причудливо переплелись вежливость и бесцеремонность, педантичность и неаккуратность, любознательность и закрытость.


Шанхай. Любовь подонка

Главный герой романа Вадима Чекунова «Шанхай» преподает русский язык в одном из шанхайских университетов. В российском прошлом остались: взрыв на Каширке, после которого герой принял окончательное решение уехать из России, любимо-постылая бывшая жена и вся русская культура в целом, обращениями к которой наполнен роман.Он – русский «angry writer» начала нового столетия, – «рассерженный». Его не устраивает новый мир российской действительности, потому что здесь нет ничего стоящего и искреннего, все в разной степени гадко и фальшиво.Герой необщителен, замкнут, мелочен, подозрителен, агрессивен при похмелье и патологически лжив с раннего детства; наряду с этим бывает развязен, инфантилен, сентиментален и склонен к душевному эксгибиционизму.


Тираны. Страх

Описывая эпоху Ивана Грозного, вникая во все ужасы того времени, нельзя отделаться от негодования не столько от мысли что мог существовать Иван IV, сколько от того, что могло существовать такое общество, которое смотрело на него без негодования.Именно поэтому одни из самых ужасных злодеяний опричнины, изображены в книге с максимальной исторической достоверностью, ведь стоит вспомнить слова одного из бунинских персонажей, как нельзя лучше подходящих к событиям в книге: «В старину… все жутко было».Суровая зима 1570 года.


Тираны. Императрица

Середина 19 века. Раздираемой войнами и восстаниями Поднебесной правит император, дни которого сочтены, но наследника у него все еще нет.Девушка из обедневшей маньчжурской семьи по имени Орхидея, попадает во дворец во время очередного набора наложниц. Ее цель — не затеряться среди десятков других претенденток на благосклонность Сына Неба. Чтобы выжить в Запретном городе, где среди роскошных павильонов и благоуханных садов плетутся интриги и царят жестокие нравы, ей необходимо преступить черту — отринуть любые чувства и эмоции.


Рекомендуем почитать
Ты здесь не чужой

Девять историй, девять жизней, девять кругов ада. Адам Хэзлетт написал книгу о безумии, и в США она мгновенно стала сенсацией: 23 % взрослых страдают от психических расстройств. Герои Хэзлетта — обычные люди, и каждый болен по-своему. Депрессия, мания, паранойя — суровый и мрачный пейзаж. Постарайтесь не заблудиться и почувствовать эту боль. Добро пожаловать на изнанку человеческой души. Вы здесь не чужие. Проза Адама Хэзлетта — впервые на русском языке.


Жить будем потом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.


Человек на балконе

«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!