Плащ и шпага - [31]

— Ты приедешь опять сегодня вечером?

— Сегодня вечером? Что за вопрос! Да, и завтра, и послезавтра, и после-послезавтра.

— Значит всегда?

— Да, всегда.

— Странно!

Югэ взглянул на неё с удивлением. Сердце у него слегка сжалось.

— Что это с тобой сегодня? — вскричал он. — Не больна ли ты?

— Нет, я думаю. Должно быть, какая-нибудь неведомая мне фея присутствовала при твоем рождении.

— Это почему?

— Да потому, что каждую ночь, в один и тот же час, ни одной минутой не позднее, в любую погоду, каково бы ни было расстояние, я слышу твои шаги под моим балконом, и никогда ни на лице твоем, ни в глазах, ни в словах твоих, ни в выражении твоей любви, я не подметила ни малейшего признака усталости или скуки, ни малейшей тени разочарования или пресыщения. Каким ты был сначала, таким и остался.

— Что ж в этом удивительного?

— Да все. Самый факт во-первых, а потом: подумай сам, что ты говоришь! Да знаешь ли ты, что вот уже четыре или пять месяцев как ты меня любишь?

— Ну и что же?

— Не думаешь же ты жениться на мне?

— А почему бы нет?

— Ты, ты — Югэ де Монтестрюк, граф де Шарполь, — ты женишься на мне, на Брискетте, дочери простого оружейника?

— Я не могу жениться завтра же — это ясно; но я пойду к матери и, взяв тебя за руку, скажу ей: я люблю её, позвольте мне жениться на ней!

Живое личико Брискетты выразило глубокое удивление. Тысяча разнообразных ощущений — радость, изумление, нежность, гордость, немного также и задумчивости — волновались в её душе и отражались в её влажных глазах, как тень от облаков отражается в прозрачной, чистой воде.

Вдруг она не выдержала, бросилась на шею Югэ и, крепко целуя его, сказала:

— Не знаю, что со мной делается, но мне хочется плакать; точно так же, как в тот день, когда ты спускался верхом с большой осыпи… Посмотри, сердце у меня так и бьется в груди… Если бы все люди были похожи на тебя!

Она рассмеялась сквозь слезы и продолжала:

— И все же, даже в тот день, когда ты чуть не сломал себе шею из-за вот этих самых глаз, что на тебя теперь смотрят, ты не был в такой большой опасности, как сегодня!

— В опасности?

— Смерть — это дело одной минуты; но цепь, которую нужно носить целую жизнь вот что ужасно! Слушай, друг мой: я не допущу, чтобы твоя мать, графиня Монтестрюк, была огорчена твоим намерением жениться на мне и поставлена в неприятную необходимость отказать тебе, что она и сделала бы, разумеется, с первого же слова и в чем была бы совершенно права. Но я дам тебе самое лучшее, самое живое доказательство привязанности, какого ты только можешь ожидать от меня. Ты не поведешь меня с собой в Тестеру, но будешь по-прежнему ездить сюда ко мне, пока я сама здесь буду.

— Но…

Брискетта прервала его поцелуем:

— Ты показал мне, как сильно меня любишь… А я покажу тебе, оставляя тебе полную свободу, как ты мне дорог… У каждого из нас есть своего рода честность.

Югэ больше ничего не мог добиться. Заря уже занималась; Брискетта толкнула его к балкону.

Однажды, немного спустя, Югэ застал Брискетту бледной, расстроенной, сильно озабоченной среди разбросанных по комнате узлов; все шкафы были раскрыты, все ящики выдвинуты.

Она привлекла его к себе и сказала, подавляя вздох:

— У тебя храброе сердце, друг мой; не плачь же и обними меня… Нам надо проститься!

Югэ так и подпрыгнул.

— Разве не этим все должно было кончиться? — продолжала она живо, — разве есть что-нибудь вечное? Я знаю, что ты хочешь сказать. Ты любишь меня так же, как и в первый день, даже, кажется, ещё больше. Но ведь это — первый пыл молодости, пробуждение сердца, которое только что забилось в первый раз. Той, которая должна носить имя графини де Монтестрюк и разделить с тобой жизнь, ты ещё не видел. Ты её узнаешь среди тысячи женщин, когда в самой глубине души твоей что-то вздрогнет и скажет тебе: вот она! И в этот день ты забудешь даже, что Брискетта когда-нибудь существовала.

Югэ стал было возражать.

— Хочешь послушать доброго совета? — продолжала Брискетта твердо. Заводи любовные интриги внизу и береги настоящую любовь для равных себе. Да и кроме того, видишь ли милый Югэ, — прибавила она, склоняясь на его плечо, — я немножко из породы ласточек и мне нужно летать, пусти же меня летать.

Она вытерла украдкой бежавшие по щекам слезы.

Югэ был растроган, хотя и старался всячески не показать этого. Для него это была тяжелая разлука, оставляющая рану в сердце. Брискетта завладела обеими его руками и продолжала с милой улыбкой:

— Еще бы мне не говорить с тобой откровенно: я ведь тебе все отдала, а ты за это любил меня искренно. Сколько раз, гуляя по лесам в мае, мы с тобой видели гнезда среди цветущих кустарников! А куда улетали осенью те соловьи и зяблики, что строили эти гнезда? Их любовь длилась столько же, сколько длилась весна! Разве ты не заметил, что листья начинают желтеть, а вчера уж и снег носился в воздухе! Это сигнал. Расстанемся же, как расстались легкие птички, и, если только мои слова могут облегчить тебе грусть разлуки, я признаюсь тебе, друг мой, что никого уж я, сдается мне, не так беззаветно, как тебя!

— Да, я вижу, — сказал Югэ, озираясь кругом, — ты в самом деле собираешься уехать.