Планиверсум. Виртуальный контакт с двухмерным миром - [48]
Несмотря на все эти сложности, я задумался о том, как можно изобразить двухмерный объект на одномерной поверхности, и пришел к удивительному выводу. Что бы ни нарисовал ардийский художник, на его рисунке обязательно можно будет увидеть не только тот предмет, который послужил моделью, но и множество других предметов. Более того, перспектива будет гораздо менее выраженной, чем на наших полотнах, а вся картина будет навевать мысли о множестве самых разных вещей, как если бы земной художник попытался изобразить нечто, одновременно похожее на конюшню, вазу и кенгуру. Ардийское искусство сюрреалистично по своей сути!
На очень быстро вызвала Дара Джисбо на разговор о его последней картине и творчестве в целом.
— К САМОЙ СУТИ ЗНАЧЕНИЯ ФОРМЫ НАДЕЮСЬ ПРИЙТИ Я. ОТ УЗ ВОСПРИЯТИЯ И ИЗ ТЮРЬМЫ РАЗУМА ОСВОБОДИТЬСЯ ХОЧУ, РИСУЯ НИЧТО.
— КАК РИСОВАТЬ НИЧТО ВЫ МОЖЕТЕ?
— СЛУЧАЙНЫЕ ФОРМЫ СОЗДАЮ Я, НАДЕЯСЬ НИ НА ЧТО НЕ ПОХОЖЕЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ ПОЛУЧИТЬ. НО ВСЕГДА ВОЗНИКАЕТ НА ЧТО-ТО ПОХОЖАЯ ФОРМА. РАССТРАИВАЕТ ОЧЕНЬ МЕНЯ ЭТО.
— А КАК ЖЕ ЗНАМЕНИТАЯ КАРТИНА ВАША? "БЕСФОРМЕННАЯ ФОРМА НОМЕР СЕМЬ"?
— ПРОВАЛ. ПРОВАЛ ВСЕ ЭТО. НАПОМИНАЕТ МНЕ "БЕСФОРМЕННАЯ ФОРМА НОМЕР СЕМЬ" О РАНИФИДЕ, СОВОКУПЛЯЕТСЯ С МАШИНОЙ ПАРОВОЙ КОТОРЫЙ. ПРОВАЛ ВСЕ ЭТО.
На попыталась вывести Дара Джисбо из уныния, предложив ему нарисовать портрет Йендреда.
— ТЫ, ДОРОГАЯ МОЯ, БЛИЖЕ И КРАСИВЕЕ ГОРАЗДО. ПОЗВОЛЬ ПРОДЕМОНСТРИРОВАТЬ МНЕ ТО НЕМНОГОЕ, ОТ МОЕГО ТАЛАНТА ОСТАЛОСЬ ЧТО.
Взяв небольшой блокнот, Дар Джисбо окинул пристальным взглядом свою модель, а затем, начав с верхней части листа, сделал несколько легких и уверенных карандашных штрихов сверху донизу. Весь процесс занял от силы десять секунд. Затем он оторвал листок и протянул его На, а та, склонив голову стала его рассматривать. Йендред слегка перегнулся через нее, чтобы тоже увидеть портрет.
— ПРЕВОСХОДНО! КАКОЕ УМЕНИЕ! ПОЧЕМУ БОЛЬШЕ РИСУНКОВ КАК ЭТОТ НЕ СОЗДАЕТЕ ВЫ?
— ЛЕГКО СЛИШКОМ ЭТО.
Великий художник выглядел очень печальным, когда принтер печатал последнее предложение. Мы смотрели, как Йендред и На прощаются с Даром Джисбо.
Пришел и наш черед сказать Йендреду до свидания и договориться о следующей «встрече» утром нового ардийского дня.
13 июля, воскресенье, 21:15
Это был предпоследний вечер Йендреда в Сема-Рублте. Он уже купил билет на грузовой воздушный шар, вылетающий через два дня. Сейчас они с На вместе с группой пуницлан направлялись в западную часть Сема-Рублта. Время от времени Йендред переговаривался с На, а когда выпадала свободная минутка, рассказывал нам о том, как провел день.
Они с На успели побывать в музее, на «флинковой ферме», что бы это ни значило, потом поужинали в мест ном аналоге ресторана и, наконец, вернулись домой Шемс уже опустился за горизонт, и теперь они направлялись на концерт.
Продемонстрировать, что различные предметы могут казаться ардийцу очень похожими, проще всего на примере квадрата и прямоугольника. Если смотреть с определенной точки, то и квадрат, и прямоугольник будут выглядеть абсолютно одинаково.
Если мы представим себе, как ардийский художник рисует эти геометрические фигуры, то очевидно, что точное изображение этих предметов на бумаге будет соответствовать пересечениям линий, идущих от предметов, с вертикальной линией рисунка. Предметы легко можно разместить таким образом (и иногда это происходит случайно), что нарисованный на бумаге квадрат будет выглядеть точно так же, как нарисованный прямоугольник. Другими словами, глаз ардийца не сможет эти предметы различить.
Провести такую же демонстрацию с трехмерными предметами — кубом и параллелепипедом — очень сложно или даже невозможно.
Концерт проводился в подземном амфитеатре; канат, обычно служащий крышей, сняли, так что фактически это был концерт под открытым небом. Зрители, в том числе Йендред и На, занимали места в том порядке, в котором входили в зал. Новые зрители спускались по ряду ступенчатых сидений до переднего свободного места, а затем садились ждать, пока музыканты настроят свои инструменты.
Оркестр по нашим представлениям был очень маленьким и состоял всего из семерых музыкантов. Но так как звуки в Планиверсуме распространяются на гораздо большие расстояния, музыка была отлично слышна даже в самых дальних рядах. Наконец, зал заполнился, и рабочие сцены установили с двух сторон какие-то странные светильники, работающие от батарей. Впоследствии я часто вспоминал эту картину и пытался представить себя на месте зрителя, представить, как смазанные воском и начищенные кости музыкантов блестят в лучах прожекторов. Странные звуки еще более странных инструментов плывут над залом, заглушая пронзительные голоса переговаривающихся зрителей. Непривычные земному слуху долгие и низкие, гнусавые, гудящие звуки становятся все выше и наконец умолкают, а на небе вспыхивают новые и новые звезды. Это единственная сцена, которая вызывает у меня ощущение уюта, а не ограниченности, возможно, потому, что там был Йендред.
Инструменты, которые мы смогли тщательно рассмотреть и увидеть в действии, трудно было отнести к какому-то определенному классу: если между двумя зажимами натянута струна, то что это — скрипка или барабан? Этот вопрос не волновал лишь пуницлан, которые спокойно дожидались начала концерта.
