Планета Зет, или Дерево веселья - [7]

Бумаги Гербовой и Государственных Чернил.

Суровый и решительный как гром,

От нервности скребя и брызгая пером

(Бумага очень размягчилась в помещении сыром)

Он так писал:

Еще осмелюсь донести,

Болезнь страшней, чем думалось вначале.

Деревья эти, назову их Ассорти,

Как видно из иных галактик к нам заслали

Для разрушенья Истинной Печали,

Которая, как Плакхий отмечал,

Есть высшее начало всех начал.

А посему прошу велеть Дуплет-Гирею

Собрать людей и по возможности скорее

Явиться в ареал Заброшенной Сторожки,

В район Забытых птиц и Голубой морошки.

Для опознанья обрисую феномен.

Что мною назван Ассорти условно.

Стволы сверхгладкие, как тесанные бревна,

Но невысокие, примерно семь колен.

Плоды различные. Арбуз и тут же рядом

Висит гранат. С его ужасным ядом

Уже столкнулись мы...

Склонясь над Тез Ядядом,

Стоял притихший принц и, в строчки упираясь взглядом,

Старался в памяти картину воссоздать

Того, что было с ним в момент крушенья.

Вот он закрыл глаза, потом открыл опять,

Опять закрыл. И в памяти всплыло

Разбитого нуля сгоревшее крыло.

Страх!.. Кто-то подошел к нему. Или подъехал.

Склонился. Тронул за плечо слегка.

Хотелось пить. Гранат разрезала рука!..

Гранат! Не может быть! Вот номер, вот потеха!

И вдруг, захохотав каким-то новым смехом,

Принц подбежал к Гордынычу и обнял старика.

- Так это вы тогда? Гранат?..

- Конечно я!

- Спасибо! Вы!.. Вот вам рука моя.

Наслышан много был о вашей я гордыне

И, каюсь, думал... Но сегодня! Но отныне!..

Так дружба их возникла. Так в душе Магистра

Опять воскресла жажда жить. И стой поры.

Но двинем дальше.

Где-то грянул выстрел,

Второй, шестой... И по команде лесобойного министра

Запели пилы, застучали топоры.

Глава одиннадцатая

Триста! Не считаю лесников и егерей я.

Триста рубчих рот Дуплет-Гирея

Плюс дренажный полк и пилобатарея

Ничего поделать не могли.

Это были странные деревья

Чем поспешней их рубили, тем скорее,

Расползаясь вширь, они росли.*

* Сверхрегенерации секрет!

Помните, секрет, который Колли

Выведал еще в начальной школе

У отца - Чинителя Планет.

Говоря научно, каждый пень

В час отстреливал три генетических решетки

И они наклонно, методом двойной проходки

Зарывались в грунт, а равно через день

Каждая давала Дерево Веселья.

Ветки гнул агав тяжелый груз,

Слева сливы, персики висели,

Справа вишня, тыква и арбуз.

На плоды строжайший был запрет,

Но поскольку плод запретный сладок,

То довольно скоро на планете Зет,

Грубо говоря, примерно каждый сотый

Нездоровым остроумием блистал,

А из тех, кто слушал их остроты,

Каждый пятый заходился от икоты,

Повторяя Надо же! Да что ты?!,

Каждый третий просто хохотал,

А второй сочувствие питал.

Словом, отравлений мрачное число

Не по дням, а по часам росло,

И еще уместно здесь сказать:

У вкусивших - так их стали называть

В результате хохотального накала

Странное единство возникало.

И единство это их толкало

Дикие поступки совершать.

Так они порой, блуждая по болотам,

Грохоча в Тут-тут (такой большой Там-там)

Издевались над священным Гегемотом,

Говоря ему в лицо: Эй, ты, Месопотам!...

Более того,

Поправши статус Истинной Печали,

То, что надо посещать они не посещали,

Игнорируя трубу, а иногда и выстрел из пищали.

И так далее, и так далье, и так далье!

В общем, резко измененная природа

Породила расслоение народа.

Докатилось до того, что производственная сеть

У вкусивших, как это ни глупо

Заменилась вдруг системой клубов,

Где наполовину, где на треть,

Тут бы им, казалось, и сгореть.

Но, коль зетские источники не врут,

Всюду там, где весом измеряется работа

Сократились вдруг расходы пота

До неполной капли на погонный пуд.

Процветали клубы: Рыцарь вторсырья,

Крекинг-клуб Святая Керросина,

Клуб столярной мысли Древесина,

Клуб любителей чугунного литья...

В этих клубах днем и но ночам

(Видно члены никогда не уставали)

Все одной рукою пили чай,

А другою делали детали

И при этом громко хохотали.

Вряд ли те детали были хороши.

Но поскольку делать было их не потно,

То в продажу их пускали за гроши

И на рынке брали их охотно.

Конкуренция себя давала знать:

Потогонная финансовая знать,

Рожами вкусивших именуя,

Срочно наняла писанта Несосбруя.

И писант, забросив все дела,

В том числе кормящую работу,

Сел строгать двенадцать гимнов поту,

Закусив до крови удила.

Но бедняга, видно, сам вкусил,

Так как выпустив из-под контроля лиру,

До того метафоры сгустил,

Что все гимны превратил в сатиру.

Словом страсти накалялися и вот!..

Впрочем, пусть и вот через главу пойдет.

А в главе, что продолжает эту,

Уделим вниманье дяде Зету.

Глава двенадцатая

Вкусил ли дядя Зет таинственных плодов?

Нет, трижды нет! Я душу прозакладывать готов.

А впрочем, что ж закладывать!

Судите сами,

Вот труд его последний перед вами,

Пространный и внушительный весьма

Куризм-баллада под названием Зима

Он начинался так:

Ха-ха!

Какая стать у петуха!

Как будто он не суп грядущий,

А знатный мистик из Дубовой Тишины!

Как будто вовсе не на ужин,

А для великих дел он нужен,

Для процветания страны

Иль пробуждения весны.

Как будто этот снег

И этот смех,

И эти куры!..

Ах, как не совпадают две фактуры,