Планета терний - [2]

В нос мне шибанул запах конского пота. На мне тогда был свитер затейливой вязки, и Зейт прошел совсем рядом, вплотную, так что пряжка его рукава запуталась в моих кружевах, надорвала их и оторвалась сама, а он этого даже не заметил. Молча уставился на покойника и долго, очень долго не сводил с него глаз.

– Лазер… Кто-то сжег его лазеромУ меня кровь застыла в жилах. Лазер – так называлось оружие для охоты и обороны. Применяли его нечасто, и только против хищных птиц или одичавших зверей; один хранился у Герента, причем тот всегда следил, чтобы лазер был под замком.

Наконец я отважилась пробиться вперед. И увидела: волосы Ламота спеклись в черную массу, кожа на лбу отслоилась от костей и повисла бурыми лохмотьями, щеки полопались, а глаза сварились вкрутую – прямо в глазницах, словно яичный желток. Тошнотворно смердела разъеденная плоть. Даже плащ Ламота был покрыт какими-то пятнами – мерзкими, склизкими, каждое размером с ладонь.

Для меня это оказалось слишком, да и вам, нынешним, такого зрелища не вынести. К горлу подступил горячий комок, и я, зажав рот ладонью, устремилась прочь.

А когда, все еще сдерживая тошноту, снова пробилась вперед – Зейт и Герент уже орали друг на друга. В таком исступлении были они, что даже не обращали внимания: Ламот, страшный, мертвый, лежит прямо между ними, а они бранятся над его телом.

Герент утверждал: это химический ожог, а не след лазера. Он знает точно, он учился у Пращуров. А Зейт кричал, что Герент все выдумывает, что эти хитрости, которым его учило «старичье», лишь отговорки и что именно он, Герент, виновен в смерти Ламота.

Видно было: еще несколько секунд – и они сцепятся в драке. Однако вдруг паренек, который нашел мертвого Ламота, предложил отвести нас всех к тому самому месту: дорога, мол, не дальняя. И мы пошли. Я еще издали поняла, где именно погиб Ламот: там был участок иссохшей травы, потемневшей, обуглившейся. Сперва казалось даже, что в этой точке посреди степи отбушевал пожар. Герент еще на бегу предупредил меня, чтобы я, во имя Неба, не вздумала тут ничего трогать. Сам же склонился к траве, вытащил отвертку – он всегда носил в нагрудном кармане какие-нибудь инструменты – и осторожно провел ею по ссохшимся стеблям. Они мгновенно рассыпались в прах.

Было видно: откуда-то из курящейся дали через степь тянется желтоватая, прямая, как стрела, полоска увядшей травы, заканчиваясь прямо под нашими ногами нешироким кругом. Здесь, в этом круге, трава была уже не просто желтая и увядшая, а чернющая, растрепанная, словно нечесаные волосы. И земля тут тоже черная, с отливом в синеву. Герент осторожно разгреб верхний слой почвы. Чернота уходила в глубину по меньшей мере на палец. А почти точно в центре круга лежал нож Ламота.

И, скажу вам, вид этого ножа потряс меня едва ли не больше, чем вид самого мертвеца. Благородная сталь клинка вспузырилась раковинами, ближе к рукояти лезвие подернулось радужным налетом, а сама пластиковая рукоять оплыла, превратившись в бесформенный, уродливый нарост.

Будто из дальней дали услышала я голос Зейта:

– …Никаких сомнений… МедузаМедузы… Так Пращуры называли этих слизистых тварей в давние годы, да и мы их так называли, вплоть до дней моей молодости. Теперь же мы зовем их драконами.

Воздух в убежище стал жарким и душным. Тяжело пахло землей и свечным воском. На исцарапанной столешнице, на одежде, на руках и в волосах – повсюду оседала тонкая пыль. Хрустела на зубах.

Не было от нее спасу: пыль проникала через световую шахту. А снаружи все так же ревела буря.

– «Медуза» – это, думается мне, слишком благозвучно для черного имени, имени, накликавшего катастрофу. Трудно стало нам звать этих тварей столь незлобиво, когда мы, голодные, валялись на полу земляных убежищ, спасаясь от ядовитых, удушающих, выжигающих все вокруг испарений, насылаемых на нас этими склизкими тварями.

А они ведь, существа эти, еще и умеют убивать издали, разить внезапно, будто налетевший из вышины небесный хищник. Способны они молниеносно поглотить свою жертву, обволочь ее черной студенистой массой. Могут напасть на кого угодно, на все живое по своему выбору.

Так-то вот! Вы, нынешние, разве поймете, что нам довелось вынести?

…Вечером мы собрались в общинном доме. Свет горел ярко, однако тяжесть лежала у нас на душе, и не шло в горло ни ягодное вино, ни сидр, а пили мы только несладкий чай. Потом встал Зейт на лавку и, словно бы обращаясь к своему мертвому брату, принялся выкрикивать или, переходя на полушепот, выцеживать сквозь зубы такие слова, которых мы от него, простого пастуха и объездчика коней, никак не ждали.

Десятилетиями медузы сторонились людей, таясь и скрываясь, прячась и рассеиваясь. Можно было, правда, столкнуться с медузой во время природного бедствия, когда буря валила плодовые деревья, когда солнце сжигало поля, когда питомники превращались в пустыню. Мерзкие они твари, медузы. Однако теперь, без никаких бедствий, посреди ясного дня, медуза напала на человека! Убила! Грань перейдена, чаша терпения переполнена, никогда мы не будем жить в безопасности, если не уничтожим этих гадов, не выжжем их гнезда в дальних горах- Завтра в рассветные сумерки, подвесив к луке седла лазер, поскачу я туда. Кто из вас последует со мной? Кто поможет мне защитить наши жизни и наше достояние, показать медузам, кто хозяин Планеты?