Планета шестизарядного пистолета - [24]

Одопьюлоус посмотрел на него каким-то особым пристальным взглядом. «Может быть, вы?»

– Нет, не я. Я не собираюсь вмешиваться. Продолжайте.

Бандиты пристрелили полицейского Брауна именно в этом переулке. На следующий день обстановка в городе стала ухудшаться. Они буквально разносили городок на кусочки. Терпение переполнилось после того, как тело полицейского украли из поминального помещения в ту ночь, когда его убили. Пусть бог успокоит его душу.

И снова Зак проглотил слюну. «Что, полицейский исчез?»

Исчез бесследно. Даже окна в гостиной поминального помещения не были разбиты. Но когда на следующее утро бальзамировщики открыли гроб, он был пуст.

– Итак, в Купере не стало полицейского.

– Да, вы правы. Бандиты остались на свободе. Мы держались так долго, как только могли. Затем мы созвали собрание горожан. Меня выбрали совершенно случайно. Я объявил, чтобы бандиты в течение двадцати четырех часов покинули город. Поверьте мне, я был очень напуган.

Но сейчас по нему нельзя было бы это сказать. Он прогуливался совершенно спокойно, проходя с Заком мимо последнего здания и поднимаясь вверх к крестам. В сумерках тихо насвистывал ветер.

– А что произошло потом, Рем?

– Бандиты убрались без особых эксцессов. Но через два дня они вернулись. Они ходили в горы за помощью и привели с собой Буффало Юнга.

Наконец, в глазах Одопьюлоуса появился ужас, вызванный воспоминаниями. «День или что-то около этого, Юнг отсиживался в пивной вместе со своей свитой, потом послал мне вызов. Поймите, я не стрелок. Но мой отец научил меня пользоваться одной из этих штучек. – Он прикоснулся к большому прикладу своего револьвера. – На прощание я поцеловал жену и отправился на встречу с Юнгом. Помню, как он вышел из „Наггет“. Он выглядел высоченным, чуть ли не до самого неба. Бахрома его куртки развевалась на ветру. Солнце светило у него за спиной, и его вид напоминал изображение пророков в Священном писании, только это было изображение злого пророка. И еще никогда мне не приходилось видеть у человека столь страшные усы. Его револьверы были украшены серебряными блестками и переливались».

Одопьюлоус замолчал. Он указал на шероховатый холм земли и дощатый крест. Зака охватил ужас, который увеличивался все больше из-за зловещих сумерек, посмертных символов, ветра и впалых глаз Одопьюлоуса.

– Я плохо помню сам выстрел, – заговорил Одопьюлоус. – Должно быть, я опередил его всего лишь на какую-то долю секунды, вот и все. Или, возможно, он оказался более медлительным из-за крепкого дешевого виски, которое лакал в «Наггете». Помню, как он возвышался, словно дерево. Эти его три дружка, похожие на привидения, все в черных шляпах и сапогах, притащили его прямо сюда, похоронили под моей охраной и ускакали прочь из города, качая своими головами. Потом мне приснился сон. Я видел его лежащим замертво с окровавленным большим жирным пузом.

Одопьюлоус повернулся на ветру, странно посмотрев на Зака. Это был взгляд, полный печали и какой-то особой откровенности. Власть наложила отпечаток на характер Одопьюлоуса, а, может быть, Заку это просто казалось? Голос Одопьюлоуса звучал уверенно:

– Так случилось, что я стал большим человеком. Я не стремился к этому, но так получилось.

Сапог Одопьюлоуса поднял пыль, когда он задел могилу. Зака удивляло, как же Буффало Юнг мог одновременно умереть в Шеттерхенде и Купере. Тот или другой город, несомненно, избавился от самозванца. Они спускались по склону при тусклом свете фонарей. Купер пребывал в покое. Прозвенел гонг, возвещающий о времени ужина. Над крытыми щепой крышами одиноко прозвучала гитара. Одопьюлоус несколько раз ухмыльнулся какой-то хитрой усмешкой, словно припоминая удовольствие, которое ему доставил тот выстрел. Возможно, выстрел способен доставить удовольствие уроженцу Миссури, который никогда не задумывался над тем, почему его городку потребовалось потрясение для того, чтобы восстановить правопорядок.

– Как насчет легкого ужина и выпивки в «Наггете»? – спросил его Одопьюлоус, когда они прогуливались по главной улице городка. – Я разрешил оставить это заведение только для того, чтобы местные не одичали, когда напьются.

– Я бы не против поужинать дома, полицейский.

– О, – возразил Одопьюлоус. – Я больше не живу дома. Я получил комнату в отеле Доббса. Хотя моя жена не согласна с этим. Ладно, я просто покончил со всем этим. – Он фамильярно похлопал Зака по плечу и усмехнулся, обнажая золотые зубы. – Вам ведь не очень интересно слушать о семейных неурядицах.

После мрачной и ветреной обстановки на кладбище, желтоватое освещение «Наггета» показалось Заку приятно расслабляющим и успокаивающим. Возле длинного дубового бара выделялась ярко раскрашенная обнаженная фигура. Вокруг бара собралась шумная толпа посетителей. Многие из них казались солидными горожанами. Все ружья были сложены у входа. «По приказу начальника полицейского участка», как гласил маленький указатель.

Автоматическим пианино управлял парень в красно-белой полосатой рубашке с крысиным лицом. В пивной пахло опилками, пивом, бройлерным мясом и духами. Люди бурно приветствовали Одопьюлоуса, но не приближались к нему.