Планета Райад. Минута ненависти или 60 секунд счастья - [17]

Мне известно про тот период. Тогда нечеченские семьи вытеснялись, вплоть до убийств. И не только русские. Многие стали уезжать, пытаясь продать квартиры, но их никто не покупал. На стенах домов часто можно было встретить надпись: «Не спешите покупать квартиры у Вани и Маши, они все равно будут наши». Русских выгоняли с работы, убивали, насиловали, выбрасывали из окон собственных квартир, вешали во дворах, отбирали имущество, угоняли в рабство. В почтовых ящиках русские находили «письма счастья»: «Русские, не уезжайте! Нам нужны рабы и проститутки!» Все это мне неоднократно рассказывали бежавшие из этих мест люди, с которыми встречался во время съемок репортажей. Непонятно, как Ольга с матерью выжили в этом кошмаре. Словно прочитав мои мысли, Ольга сказала:

— Нас не тронули, потому что отец чеченец и семья русская только наполовину. Но не всем так повезло.

— Ты сегодня отцу в Москву звонила? — наконец, не удержавшись, спросил я.

— Да. Думаю, теперь уже мама готова уехать. Хочу попросить его помочь.

— Где же вы живете сейчас?

— Там же, где и жили до войны. В Октябрьском районе, на Фонтанной улице.

— В руинах?! — вырвалось у меня.

— Да, от дома мало что осталось, — Ольга горько усмехнулась, — мама работает здесь, в Центральной комендатуре, секретарем в Доме правительства. Я иногда помогаю ей перебирать бумаги. А в свободное время подрабатываю переводчиком и заодно проводником для западных журналистов.

— Так ты переводчик?

— Вообще-то я немного художник и хотела стать дизайнером интерьеров. Но не сложилось, как видишь, — она снова повела головой в сторону руин, — при таком экстерьере интерьер невозможен. А английский выучила просто так, чтобы занять себя чем-то и не думать о войне. Мне иностранные языки всегда легко давались. Еще на итальянском говорю. Только итальянцев я здесь что-то не видела.

— И чеченский знаешь?

— Конечно, знаю. Я же выросла здесь.

— А с нами можешь поработать? Проводником, если понадобится?

— Могу, конечно, если платить будете, — Ольга строго посмотрела на меня. — Западные телеканалы хорошо платят.

— Будем, конечно, нам выделяют для этого деньги. Только…

— Что только? — Ольга уловила недоверие в моем взгляде.

— Прости за прямоту, сколько тебе лет?

— Я не стану кокетничать, — она улыбнулась. — Мне двадцать четыре.

— Честное слово, я бы не дал больше восемнадцати.

— Да ладно, это в маму. Она очень моложавая. Такая конституция. А у нее от бабушки. А бабушка всегда молодо выглядела в свою маму и так далее, — Ольга засмеялась. — Меня и сейчас иногда за школьницу принимают. Ну, мне пора, — Ольга в который раз посмотрела на руины и вздохнула. Видно, что ей совсем не хочется туда возвращаться. Находясь на базе, она ненадолго забывает о кошмаре, в котором живет уже много лет.

— Как же ты добираешься до дома? — спросил я и вдруг заметил стоявшую неподалеку грязную «шестерку» с тонированными стеклами. На капот машины облокотился совсем юный чернявый парень с бледным, болезненным лицом. С хмурым интересом он наблюдает за нами.

— Это Рустам, — сказала Ольга, перехватив мой взгляд. — Он живет в нашем подъезде и иногда по-соседски подвозит нас с мамой.

Парень явно нервничает, и взгляд его на Ольгу не показался мне соседским. Я вдруг поймал себя на том, что очень не хочу отпускать ее в эти страшные, черные руины, где нет ни воды, ни тепла, ни света, ничего, кроме страха и неизвестности, с этим недобро глядящим на меня чеченцем.

— Ты заходи в любое время, если нужно будет позвонить, — предложил я ей. — Если меня не будет, техники в курсе. Они тебя уже видели. А о гонорарах проводника договоримся!

— Хорошо, — улыбнулась Ольга и зашагала в сторону машины.

* * *

Ночью «саушки» снова принялись ровнять горы. Строительный вагончик, в котором спим мы с Гусем и Иваном, вздрагивает от каждого выстрела гаубиц и будто поеживается, когда над ним со стороны Ханкалы с протяжным свистом пролетают тяжелые, начиненные смертью металлические болванки. За окном повалил снег, и Вермут с Вискарем жалобно подвывают у крыльца в тон пролетающим снарядам. Пришлось открыть дверь и впустить собак в вагончик. Темными мохнатыми клубками ворвались они в сени и уселись на специально отведенные для таких случаев места. Высунув языки, горячо и часто задышали, благодарно сверкая в темноте глазами. Где-то далеко в горах слышны глухие, ухающие, словно из-под земли, разрывы и доносится едва различимый стрекот вертолета. Это он наводит артиллерию на цели, зависнув над горами, с помощью тепловизора выискивая теплокровных существ. На экране тепловизора тела животных и людей загораются красным. Большое скопление двуногих красных существ ночью означает банду боевиков. Туда и летят снаряды.

— Ну наконец-то, спят усталые игрушки! — бормочет Гусь. — Я уже без этой музыки и не засыпаю, она для меня вместо «Спокойной ночи». Дружок, а хочешь, я расскажу тебе сказку? — обращается он к Севрюгину и пинает его кровать. В ответ из-под одеяла раздается сонный мат техника.

— Ну, как хочешь, — говорит Гусь и мгновенно засыпает.

Я думаю об Ольге. Вспоминаю изящные ушные морские раковины. Спелые черешни карих глаз, локоны каштановых волос, изгиб тонкой шеи. Раковины. Ушные. Морские. Ну конечно, морские! Ведь и кровь человека по составу близка к морской воде. Создатель всего, что есть на этой Планете и во Вселенной, един. Во всем живом есть одни и те же химические элементы, повторяемость линий. В нас природа — и мы в природе.