Планета матери моей - [180]

Я поднялся с места, подошел к Латифзаде вплотную. Он дернулся, не зная, чего ожидать.

— Товарищ Латифзаде, — проникновенно произнес я, стараясь заглянуть в глубь его глаз, — уверяю, рано или поздно ты разделишь мою точку зрения.

Дальнейший ход собрания разочаровал и озадачил меня. Один за другим старые коммунисты высказывались за железную дисциплину, без поблажек и ложного демократизма. Большинство симпатий было явно на стороне Латифзаде.

Что оставалось делать? Смириться с поражением? Или жаловаться по инстанциям, напирать на то, что, дескать, не могу сработаться с Латифзаде? Просить о его переводе? Ситуация, в которой я очутился, была для меня новой, и я ощущал собственную неопытность.

День, начавшийся стычкой, закончился тоже бурно. Теперь мы сцепились с Латифзаде уже из-за Мирзы-муэллима.

Требовалось утвердить начальника летнего трудового лагеря. Комсомольцы выдвинули свои предложения. Были кандидатуры и у отдела народного образования. Одна из них — Мирзы-муэллима. Но едва прозвучало это имя, как Латифзаде решительно замотал головой:

— Не подходит. Вздорный характер, неустойчив в убеждениях.

— Что вы такое говорите?! — ахнула Мензер.

— Знаю, знаю. По неизвестной мне причине вы постоянно берете его под свою защиту, закрывая глаза хотя бы на возраст. Ему давно пора в отставку, на пенсию!

Мензер как-то неожиданно смешалась, сникла.

— Не настаиваю, чтобы именно он ехал в лагерь. Возможно, туда нужен человек порасторопнее…

— Да ничего подобного! — сказал я. — При чем тут возраст? Прежде всего следует учитывать духовный потенциал человека, его энергию. Не только Мирзу-муэллима, но и еще одного старика предлагаю в руководство лагеря: бывшего шофера Алы-киши. Он не педагог, но отличный воспитатель. А от колхоза пусть им помогает Герой Социалистического Труда Абдулов. Убежден, эта тройка сработается: они наладят в лагере образцовый порядок и товарищескую атмосферу. В сущности, у нас уже и складывается первый педагогический совет.

— Мирза-муэллим учился в духовной школе, — ввернул, не сдаваясь, Латифзаде. — Знаем, что вдалбливали им в медресе… У меня есть сигнал: втихую он читает ученикам гасиды[16] некоего средневекового поэта…

С трудом удерживаясь от смеха, я сказал:

— Согласен. Сделаем Мирзе-муэллиму внушение: хорошие гасиды надо читать во всеуслышание, на площадях! — Круто меняя разговор, докончил: — Начальником лагеря утвердим конечно же человека молодого. Расторопного, по выражению Мензер-муэллиме. Тут я с вами согласен. У начальника много административных, хозяйственных забот. Трудовой лагерь мы организуем впервые. Воспитание в нем должно идти прежде всего трудом, а не через развлечения, как у младших школьников.

То, что я взял Мирзу-муэллима под защиту, кажется, озадачило Латифзаде. Поразмыслив, я понял: отвергая кандидатуру человека, оскорбившего лично меня, Латифзаде тем самым как бы протягивал мне руку мира. А может быть, дело было вовсе не во мне, а в престиже первого секретаря райкома, кто бы ни занимал этот пост? По-своему, Латифзаде был принципиальным человеком. Тогда, на плотине, он бросил с укоризной: «Вот что значит выпускать оратора без проверенного текста!» На что я, тоже шепотом, возразил: «Какая же критика бывает по шпаргалке?»

Спросили мнения Мензер-муэллиме. Но та вдруг вскипела (видимо, не простив себе, что недавно подпала под волю Латифзаде), бросила ему с пылающими щеками:

— Теперь я понимаю, каким образом вы пустили столь глубокие корни в нашем районе! Готовы исподтишка опорочить хороших людей, чтобы самому выглядеть чистеньким?!

Не дожидаясь возражений, она ушла, с шумом захлопнув дверь.

— Ну и ну, — ошарашенно протянул Латифзаде. — Чего же ждать от школьников, если у них такие учителя? Скоро каждый деревенщина будет врываться прямо с улицы и харкать на пол. Теряется уважение к райкому! — желчно докончил он.

Я резко возразил:

— Пусть у вас не болит голова за райком. Настоятельно советую подумать о собственном стиле поведения. Пересмотреть его.

15

Однажды председатель комитета народного контроля Афганлы пригласил меня посетить рынок.

Он был говорлив, сыпал к делу и не к делу прибаутками и пословицами, что развлекало, но и несколько утомляло его собеседников.

Стояла вторая половина мая. На полях поспевали колосовые. Через пару недель можно было приступать к уборке ячменя. По лугам косили сено. Конечно, машин на полях было достаточно, но рабочих рук все равно не хватало: на лесные поляны, на склоны гор по-прежнему выходили с косами. Приходилось, как и раньше, прибегать к помощи горожан, посылать в колхозы школьников и студентов.

Поход на рынок был задуман для того, чтобы проверить, много ли бездельного народа толчется там в горячие дни?

Афганлы шел впереди, привлекая к себе всеобщее внимание размашистыми жестами и громким голосом:

— Деды недаром твердили: если на гумне мало снопов, то не жди зерна в амбарах! А ну-ка полюбопытствуем, где в районе растет лучшая хурма и откуда привозят самый сладкий изюм?

Он подмигнул милиционеру; тот принялся ревностно очищать для нас дорогу.

Рынок захватывал пестротой. Под сводами его арок, в тени, расположились мелкие торговцы. А посередине тянулись длинные прилавки — молочный и овощной ряды. Особенно привлекал взор овощной ряд с его черносливом, перцем, желтым имбирем, жареным горохом и орехами.