Планета Харис - [41]

Бабушка всегда говорила: «Как все, так и я». Рената лишь тогда шла за всеми, если эти все поступали добро и честно. Она могла одна пойти против всех, если видела, что большинство собираются поступить не по-доброму, несправедливо.

— Я бы хотела прожить свою жизнь в Рождественском, как она, — загрустила Рената, — делая свое дело, выполняя свой долг и радуясь миру, стихам, цветам и добрым людям. А здесь… я не знаю, в чем заключается мой долг здесь, на этой планете?

— Быть представителем человечества, — усмехнулся Яша.

— Я только хотел это сказать, — улыбнулся и Кирилл. Разговор смолк, но они еще долго сидели рядом — пятеро с планеты Земля — четыре космонавта и агроном из глухого села.

Они очень устали, почти выбились из сил, но не расходились потому, что Уилки Уолт был в отчаянии, и они боялись оставить его одного, а также потому, что сами были в угнетенном состоянии и никому не хотелось оставаться одному.

Наконец Кирилл убедил их идти спать, а сам остался с американцем.

— А нельзя ему дать снотворное? — шепнул Харитон, уходя.

— Слишком перевозбужден, снотворное может не подействовать, — так же шепотом ответил Кирилл, — боюсь вызвать судороги. Но под утро я рискну. Иди спи, Тони.

Все ушли. Уилки схватил Кирилла за руку.

— Посиди со мной, — умоляюще произнес он. — Это самый страшный час в моей жизни. Я даже не могу радоваться за Джен, что она теперь счастлива, — рядом дети… и любимый муж. Ведь тот Уилки… он уже дома. Ему дети, ему жена, ему слава, ослепительный путь в науке. Счастливчик Уилки! Так меня звали всегда, с детства. Теперь это все у него. А мне… мне? Быть представителем человечества?

— Это не мало, — возразил Кирилл. — Давай закурим, дружище.

Рената тоже не сразу уснула. Оставшись одна, она дала волю слезам: никогда больше не увидит она отца! Никогда! Папа, милый папа! Отец ты мой дорогой, светлый ты мой человек! Хоть бы еще побыть с тобой.

Правда, та Рената, что благополучно вернулась со станции утром 1932 года, она тоже потеряла его скоро. И так же плакала о нем и тосковала. Ох папка, мой любимый папа! Как я хочу тебя видеть! К утру усталость сморила Ренату, и она уснула. И видела она во сне ржаные и пшеничные поля. Как пахло цветущими хлебами! Как неутомимо стрекотали кузнечики!

Во сне она опять видела, что бежит за радугой. Этот сон-воспоминание снился ей довольно часто. В детстве она думала, что до радуги можно дойти. Радуга сияла за березами, совсем близко, просто рядом… И Рената с бьющимся сердцем, с пересохшими от нетерпения губами бежала через березовую рощу.

Потом оказывалось, что радуга за холмами, но до нее всё же вполне можно дойти еще до того, как стемнеет. И девочка шла, пренебрегая предстоящей нахлобучкой дома. Мать была очень нервной, у нее был порок сердца, и она всерьез боялась, что из Ренаты выйдет бродяжка. Если бы мать узнала про радугу, то расстроилась бы еще больше: она не принимала всего того, что, по ее словам, не имело здравого смысла. Отец не такой. Он мечтатель, стойкий, добрый, как Дон Кихот.

И вот Рената взбиралась на высокий холм, а радуга уже за Волгой, за лесом словно заманивала вдаль. Тяжело дыша, почти не мигая, Рената долго смотрела, как медленно бледнела и гасла ее прекрасная радуга. И вот ее уже нет… Когда-то появится снова?

И все же зря она бежала за ней. В погоне за радугой Рената заново открыла Волгу — ее отмели, длинные песчаные мысы, скрытые кустарниками бухточки, за горой Иванова могила покинутый меловой карьер, холодную прозрачную речонку Лесовку, вытекавшую из леса, чтоб влиться в Волгу.

Летом Лесовка была не такая уж и холодная, по ее чистому песчаному дну можно было часами идти босиком, подобрав ситцевое платьишко повыше.

Догоняя радугу, Рената открыла лесной родник с ледяной водой, такой вкусной, какой нигде больше не пробовала. И много других замечательных уголков открыла в первые свои десять лет Рената, догоняя радугу. А когда стала старше, поняла, что это все и есть ее родина, одна навсегда — щемяще-любимая, прекрасная, неповторимая Россия. И лишь когда стала еще старше, в понятие Россия вошли и замечательные люди.

Отец и маленькая Рената шли, держась за руки, через молодую дубраву, посаженную учителем для своих односельчан; через речку Лесовку, через деревянный мостик, через разноцветные, волнующиеся на ветру луга.

— Чи-ви, чи-ви, чи-ви! — кричал пестрый чибис, носясь над гнездовьем. И журчала вода в ручье, спотыкаясь о камни. О, голубой и зеленый Мир детства, приди еще раз!

11 БЕССМЕРТНЫЕ НЕСЧАСТНЫ

Всякая цивилизация включает и то, к чему общество стремилось, и то, чего никто не замышлял.

Ст. Лем

Тонкий харисянин с остатками слабых крыльев долго вел нас длинными, преломляющимися под прямым углом коридорами, огромными, как площади, гулкими залами, своды которых терялись в туманной высоте. Мимо лабораторий, где что-то делали, нагнувшись и бормоча, харисяне у поблескивающих непонятных аппаратов, мимо машинных залов, где что-то постукивало и потрескивало, что-то шипело и бухало.

— Вот любят большие помещения, прямо гигантомания какая-то, — шепнул Харитон.

В сравнительно небольшом шестиугольном высоком, как храм, серебристом помещении, вся обстановка которого состояла из «табуретов», похожих на тумбы, нас ждали, сидя, несколько харисян.