План «Б» - [45]

Тата удовлетворенно кивнула. Данный случай очень подходил под определение подвиг. Правда, существовало одно «но». Десять месяцев были слишком маленьким сроком для того, чтобы ввязываться в сложный или «долгоиграющий» проект.

«Ладно, возьмусь», — решила Тата и наслала на соседку надежду — нечего руки опускать, пусть верит. Сама же, не мудрствуя лукаво, отправилась в Дальнее Никуда в Высшую Канцелярию выяснить: есть ли у проекта перспективы.

Объясняться пришлось с клерком.

— По какой, простите, надобности явились? — спросил он сурово.

— Желаю вину искупить. И на консультацию.

— Записаны?

— Я…

— В очередь!

Тата обернулась. Вокруг толпилось не меньше сотни просителей.

— Крайний кто?

— За мною будете!

— А скоро?

— Лет пять-шесть, не раньше.

— Что?! — заорала Тата не своим голосом, — какие пять лет! Да я сейчас все разнесу к чертям собачьим!

— Прекратите хулиганить! — пискнул клерк-бюрократ, — а то…

— Пошел, ты! Я — каких кровей, у меня бабка-прабабка, с первобытнообщинного строя, с пещер. Мои чудеса должны исполняться в режиме дедлайн, а не неизвестно когда. Потому: ни каких очередей. Все немедля, здесь и сейчас. Не то, как пойду громить, тебя в клочья, замки в пыль, не удержишь и не пытайся. Или докладывай номеру первому или пожалеешь! Ну?! — Тата шагнула вперед и легонько чиновничка плечиком задела. Тот поморщился, потер местечко ушибленное, и скромненько, с умилением в голосе спросил:

— Так вы-с значит родовая, наследственная, не из новодела, не из этих скороспелых? Сейчас все в чародеи лезут. Будто тут медом намазано. Натворят делов, потом у нас пороги обивают. Из какой фамилии будете?

Тата назвалась.

— Стало быть, внучка Любови Андреевны?

— Именно!

— Так бы сразу и сказали. Ведь гроссмайстер!

Тата понятия не имела об уровне бабушкиного мастерства и в ответ лишь многозначительно улыбнулась. Мол и я об том!

— Прошение написали?

Тата всполошилась. Да, конечно. Правильно? Секретарь зыркнул, отметил:

— По форме! — и исчез за высокой дубовой дверью.

«Если откажут, попрошусь лично. В ногах валяться буду, не уйду, добьюсь, с типом этим пересплю…»

Легок на помине, появился референт. Листком машет, не разобрать, что написано. Еще и глупости болтает:

— Вечерок не занят? Есть предложение! Полетаем, может? Места знаю, обалдеть.

— Какой вердикт? — выдохнула Тата.

— Благосклонно.

Поперек прошения лежала резолюция: «Пусть!».

— А ну-ка… — она протянула руку.

— По инстанциям пустить велено! Не суетясь! Так как на счет вечера? А?

— Занята! — отрезала Тата. — В другой раз. А на консультацию куда?

Клерк кивнул: в другой, так в другой. И передал веление начальства — разбирайся сама.

Вернувшись из дальнего вояжа, Тата отправилась исследовать маточные трубы соседки. Проход из-за спаек был узким по всей длине, в некоторых местах и вовсе образовались почти глухие заторы. Однако кроме механистических преград присутствовало что-то еще. Осторожно прикоснувшись к стенке трубы, Тата почувствовала, как чужая плоть завибрировала враждебным излучением.

Так, стало быть…

Прихватив нужный для проведения теста квант, Тата вернулась к себе и занялась анализом. Вскоре картина прояснилась: соседкино нутро излучало энергию смерти, основу которого составляло проклятие.

«Проклятие, — прочитала Тата в старых записях, — это сконцентрированный энергетический импульс, посланный мысленно, письменно или вслух одним человеком другому.

Если импульс слаб, то столкновение с энергетической оболочкой человека не приводит к пробою и тогда не происходит ничего страшного. Когда же оболочка разрушается, проникший негатив приводит к диссонансу в энергосвязях со внешним миром и тогда на уровне ДНК формируется новая психоэмоциональная программа, влияющая на судьбу человека. И даже на его род. В том случае, когда проклятие мощное или конкретно направлено на потомков, программа передается по наследству, предопределяя жизнь последующих семи поколений.

Но проклятие — не приговор. Он него можно и нужно освободить человека. Лучший способ для этого: найти автора проклятия и убедить покаяться».

Этим Тата и занялась.

Из родовой памяти соседки она вытащила на свет белый старую историю и ужаснулась. Сто лет назад, бабка соседки повздорила с подружкой. Та одолжила кофточку в белый горошек и пятно поставила. Перепалка переросла в ссору.

— Не проси ничего больше. Не дам! — заявила решительно бабка, тогда еще молодая барышня.

— Черт с тобой, — сказала подружка. И в сердцах — гардероб, чужой, богатый, выручал не раз — добавила: — Будь ты проклята, сквалыга!

«Что же теперь делать?» — гадала Тата. Автор проклятия и его жертва давно лежали в могилах. Ушли, естественно, не примирившись, не простив друг друга, не покаявшись. Следовательно, шансов на успех нет? Соседке придется нести свой крест дальше, а ей — либо искать новых родителей для младенца либо рожать самой?

Тата с ужасом посмотрела на часы. Время шло, бежало, таяло с каждой минутой. Но до крайнего срока осталась еще неделя, и опускать руки было рановато.

На всякий случай она еще раз погрузилась в старую ссору, пробежалась по колким обидам, перебрала сказанные в сердцах оскорбления. Увы, ничего кроме злобы обнаружить не удалось. Дурацкая кофточка напрочь убила дружбу, уничтожила привязанность, превратила двух приятельниц во врагинь. До конца жизни обе ненавидели друг друга. А за что собственно? Скорее из праздного любопытства, чем по здравому размышлению, Тата задалась неожиданным вопросом и обнаружила, что взаимные претензии по поводу одежонки были поверхностными. Суть обиды крылась в ином. Девчата злились из-за того, что подруга не пришла мириться первой, что поставила свои амбиции выше отношений.