Пламя возмездия - [3]

— Кто попадет в этого крестьянина, — узловатый палец ткнул в сторону пшеничного поля, — получит на обед баранью ногу!

— А как мы определим, кто именно попал в цель? — обернулся один из лучников. — Мы же стрелы не метим!

— Стреляй, обормот! Больше дела.

— Стрелы жалко.

— Потом соберете. Может, тогда будете точнее стрелять! А пока барашек от вас убегает со скоростью этого крестьянина. Если подстрелите так, что он останется жив и сообщит что-то ценное, тогда все получат по ноге.

— Зачем же сразу так сурово? — Лучник, подавив улыбку, погладил свободной рукой свою ногу.

— По бараньей, болван!

— Жалко барашка…

В подлеске, где прятались стрелки, послышался грубоватый смех. Главарь побагровел.

— Молчать! — рявкнул он от души. Гомон тут же стих. — Если аквилонец уйдет, тогда король заставит съесть вас собственные ноги! О нашем продвижении никто не должен узнать. Всем понятно?!

Воцарилась тишина. Затем луки поднялись и выпустили новый смертоносный рой. Стрелы взлетели к небу и тут же обрушились на крестьянина, которого злая судьба подвела прямо под это роковое покрывало.

Силий почувствовал легкий толчок, отозвавшийся несоразмерной болью.

Он удивленно взглянул на наконечник, торчащий из руки. Следующая стрела пронзила шею, затуманивая взор. Легкие конвульсивно содрогнулись. Сердце вложило в последний удар все силы…

Пшеница раскрыла объятия, принимая бездыханное тело.

4

— Никогда об этом не слышал, — признался Конан, спускаясь по ступеням, покрытым красным ковром. — Разве Нумедидес делал так хоть раз?

— Нумедидес не пример для подражания, — заметил Просперо.

— И все-таки споры между простыми аквилонцами должны разрешать их сюзерены, а не король.

— Хочешь укрепить свое влияние, стань народным правителем! Аристократия никогда не примет тебя как равного. Смирись. Но им можно противопоставить народную любовь. Это не я придумал, Конан. Так гласит вековая мудрость. Стань народным правителем, и тогда ты без труда сможешь подвергнуть любого врага остракизму.

Киммериец замер, заставив Просперо несколько мгновений балансировать на узкой ступеньке.

— Чему подвергнуть?

— Это из древнетурийского эпоса. Не бери в голову. — Помощник короля махнул рукой. — Вырвалось.

— Что значит «подвергнуть остракизму»?

— Понимай, как «избавиться навсегда».

— Убить, — кивнул король.

— Не совсем. Скорее — изгнать.

Остракизм. Киммериец задумчиво покрутил новое слово в голове. Затем увидел, что Просперо уже успел отворить двери в тронный зал, сделал глубокий вдох и медленно вошел.

Бароны, графы, — они стояли вдоль стен, образуя живой коридор. Конану уже давно надоели эти титулованные бездельники. Половина из них — отъявленные негодяи, прикрывающиеся изысканными манерами. Другая половина — не лучше, но скрывать свои замыслы им тяжелее. И те, и другие постоянно плели вокруг него заговоры. Киммериец чувствовал злобу и зависть, направленные на него острыми стрелами. Лишь на считанных друзей он мог положиться… но что такое единицы против сотни?

Разноречивые взгляды нобилей провожали правителя до самого трона. Просперо, нацепив на лицо маску невозмутимости, достойную самого Митры, встал по правую руку от короля.

— Я не вижу среди вас Больмано, графа Карабана, и Диона, барона Атталуса, — в глазах киммерийца вспыхнули озорные огоньки. По залу разнесся удивленный шепот. — С чего это они решили не почтить нас своим присутствием?

— Ваше величество, но они же мертвы! — воскликнул чей-то юношеский голос.

— Назовитесь! — приказал Просперо, выискивая глазами крикуна.

— Кандий, баронство Лор.

— Сын барона? — прищурился помощник короля.

— Отец погиб пять дней тому назад. На охоте. Волки…

— Мои соболезнования. Ну, так объясните же нам, барон, причину вашего несдержанного выкрика.

Взор юноши заметался по лицам придворных. Барон пытался понять, в какую интригу его втравили. Но аристократы редко выказывали свои эмоции. Кандий встречал только пустые глаза, смотрящие сквозь него.

— На вчерашнем приеме мне сказали, что граф и барон скончались.

— И как же это произошло? — спокойно спросил король Аквилонии.

— Пали от руки вашего величества, — сказал Кандий. Он поспешил склонить голову, чтобы не выдать свой страх.

На долгие мгновения в зале повисла напряженная тишина. Затем растерянный шепоток сменялся всеобщим ропотом. Придворные не скрывали своего недоумения.

— Кто посмел сказать вам такое? — прокричал кто-то над правым ухом киммерийца. Конан удивленно обернулся. Он и не заметил, когда Публий, главный королевский советник, успел занять место по левую сторону от трона. Рядом с ним гордым изваянием замер верховный жрец. Эта пара смотрелась очень необычно. Худощавая высокая фигура жреца была полной противоположностью тучному королевскому советнику.

— Я, ваше величество! — Паллантид, командир Черных Драгун, резко шагнул вперед.

— Вы ошиблись, достопочтенный Паллантид, — слащаво улыбнулся Публий. Он уже понял, какую игру затеял король, и решил подыграть правителю. — Но, учитывая вашу неискушенность в политике, его величество готов простить вас.

Конан важно кивнул.

— Смею вас заверить, господа, — продолжал главный королевский советник, — что граф Дион, барон Больмано и Громель, командир Черного Легиона, не причастны к заговору. Да и никакого заговора, вообще, не было.