Пламя войны - [54]

Бергарский пришел лишь на следующий день после того, как мы завершили возводить укрепления. Дожди размыли дороги, и противник был вынужден замедлиться, чтобы не растягивать войско по раскисшему тракту. Все три лагеря изготовились к бою, однако гетман юга не спешил атаковать. Поначалу, видя, как лехи разбивают лагерь в полутора верстах от нашего и укрепляют его вагенбургом, я решил, что он просто хочет дать отдых армии, но нет, на следующее утро наемники Бергарского начали спешно возводить редуты вокруг лагеря, и уже вечеру противник закончил фортификационные работы.

Следующие три дня враг выжидал, ждали и мы – никто не торопился оставлять свои укрепления и штурмовать зарывшегося в землю противника. Однако торхов Бергарский выпустил на охоту – кочевники начали грабить поселения со своей стороны. Впрочем, это был не только грабеж – весь захваченный провиант они привозили в лагерь, выполняя роль фуражиров. А лехи специально пропускали в нашу сторону уцелевших беженцев – чтобы те поведали, какие бесчинства степняки творят на нашей земле.

Кулаки у воинов сжимались, но я прекрасно понимал, чего хочет враг и на что провоцирует. Однако при штурме позиций лехов я лишь угробил бы все войско, и на подобный шаг на моем месте решился бы только наивный. Отпадал вариант и внезапной ночной атаки – я еще помнил, чем кончился прошлый «штурм» лехского лагеря.

Но торхи безобразничали недолго. Несмотря на разгром большей части отряда Карева и гибель самого Михала, остатки моего воинства, прикрывавшие броды, сорганизовались, к ним присоединились немногие выжившие при разгроме и часть стражей, что задержалась в пути. Объединенную дружину возглавил один из моих сотников, Феодор Луцик.

В районе действия торхских отрядов он появился внезапно, совершив несколько ночных переходов, сближаясь с врагом, и в один день уничтожил сразу два загона распоясавшихся кочевников, вырезав их целиком, перебив даже сдавшихся в плен. Это дало результат: оставшиеся кочевники заперлись в лагере Бергарского.

Луцик установил связь со мной посредством голубиной почты и, согласовав свои действия, скорым маршем двинулся к «Медвежьему углу». Крепость осталась единственной тыловой базой захватчиков и одновременно хранилищем трофейных припасов, с ее потерей врагу грозила если не голодная смерть, то уж точно сильная нужда. Силенок брать ее у Феодора, правда, не хватило бы – гарнизон насчитывал примерно три сотни легкораненых наемников, – но он и не пытался. «Всего лишь» блокировал укрепление, перерезав единственный путь снабжения основному контингенту Бергарского.

Одновременно ко мне прибыло первое пополнение в триста ополченцев, которых мы тут же начали демонстративно учить пикинерскому строю, выбрав для этого относительно ровную площадку, лежащую примерно посередине между тремя лагерями. Пусть лехи смотрят – баланс сил меняется…

Бергарский счел необходимым среагировать на изменение ситуации: следующей же ночью его лагерь покинуло полторы тысячи ландскнехтов и вся конница, торхи двинулись в арьергарде. Несмотря на все старания моих разведчиков, многочисленные дозоры степняков блокировали все попытки проследить путь герцога, но общее направление движения было и так понятно – «Медвежий угол».

Создалась благоприятная ситуация для разгрома вражеского войска по частям. Я уже был готов отдать приказ о подготовке к ночному штурму, но… Что-то подсказало мне, что незамеченными нам не прорваться, а противостоящие нам силы врага равны моему отряду количественно и наверняка превосходят качественно. Так что я лишь отправил голубя Луцику, да продолжил ждать поступления пополнений и активно обучать уже подошедших.

Так прошло еще два дня, причем на второй поспел еще один отряд, уже в шесть сотен бойцов. Лехи все прекрасно видели, а я не только не скрывал, но и всячески демонстрировал собственное усиление, подталкивая противника к необдуманным шагам… Так что сейчас могу со спокойной душой стоять у входа в шатер и слушать музыку дождя, предавшись сладостным воспоминаниям о семье – все, что было в моих силах, уже сделано. Кроме того, сердце греет радостная новость. Отец прислал гонца с известием, что оправляется от ран и поздравил меня с победой над торхами.

Глава 7

Воеводство Рудоса. Лагерь бригады принца-консорта

Болека Вос, пушкарь

Проклятый дождь лил как из ведра всю ночь и стал затихать перед самым рассветом. Дрянная погода, особенно для нас – все время приходится проверять, не попадает ли предательская влага на укрытую деревянным козырьком пушку, бережно укутанную добрым куском кожи. Хорошо хоть людей хватает, и Алойзы разбил нас по парам, заставив каждую дежурить не всю ночь, а лишь ее треть.

Так что и я и Вислав, несмотря на «собачью вахту», чувствуем себя вполне бодро, хотя проклятая влага и пропитала насквозь наши жупаны, проникнув под плащи. Но сырой холод уж точно не способствует сладким грезам и предательскому сну на посту.

Мне-то еще что: пушка уперлась в самую стенку укрытия, так что всего и делов время от времени стряхивать с кожаного чехла воду да выгребать промокшую землю из-под лафета. Ну и прикрывать ее от дождя собственным телом с внешней стороны укрытия… А вот Вислав должен бесконечно поддерживать раскаленным фитиль, а это вам не хухры-мухры! Ему все время приходится поддерживать едва тлеющий костер, который, с одной стороны, не должен выдать нашей позиции, а с другой, иметь достаточный жар, чтобы раскалить орудийный фитиль! И это притом, что у открытого огня, разведенного в небольшой ямке, нет никакого достойного укрытия, кроме как прикрывающей нас от противника земляной стенки. Да, непросто ему приходится, ой как непросто… Но ничего. Когда солнце полностью взойдет, наша смена закончится, и тогда…