Пламя в отсеках - [8]

Мичман Виктор Слюсаренко родился не в одной — в двух счастливых рубашках…

Далеко от моря древний город Гнивань, что на винницкой земле, но и туда дошел вкрадчивый зов стихии. Будто кто шепнул гниваньскому школяру: «Быть тебе моряком». Подался Виктор в николаевскую мореходку, да не хватило в метрике двух месяцев. Пошел в техническое училище — на фрезеровщика. Профессия отнюдь не моряцкая, но все же тропку к морю паренек отыскал — акваланг. Увлекся подводным плаванием. Благо в их ПТУ в аквалангистской секции собрались великие энтузиасты. Да и Николаевский клуб подводных археологов гремел на всю страну: чего только не доставали ластоногие искатели со дна морского — старинные якоря, пушки, рынды, штурвалы, пулеметы и каски минувшей войны.

И если разгадывать секрет слюсаренковского счастья, то не в последний черед надо иметь в виду и эту страсть — плавать под водой, и это умение — дышать под водой стальными легкими акваланга.

В военкомате его военный жребий решен был сразу: аквалангист? В подводники.

В Кронштадтском учебном отряде он попал в родную стихию. Ему куда легче, чем другим, давались и всплытия из тренировочной башни, и выходы из затопленного отсека через трубу торпедного аппарата… Не понаслышке знал он, как коварен сжатый водой воздух и как уберечься от подводных недугов.

Он сам искал свою судьбу. Фортуна, словно заботливая тетушка, пристроила его после «учебки» на теплое местечко — секретчиком в штабе дивизии подводных лодок. Лишь один раз использовал он служебное положение в личных целях: одним из первых прочитав директиву о формировании экипажа экспериментальной атомарины, написал рапорт о переводе в плавсостав. Окончил мичманскую школу в Североморске и получил назначение туда, куда добивался. И по сю пору гордится тем, что был первым мичманом, пришедшим в экипаж «Комсомольца».

Жена, швея военторговского ателье, сшила ему морскую форму — с иголочки. Он гордился своей новой флотской профессией — техник электронавигационного комплекса. Это одна из самых сложных специальностей на современном корабле, корнями уходящая в хитроумное искусство компасных дел мастеров.

Кроме Слюсаренко в электронавигационной команде были еще два человека — ее старшина мичман Василий Геращенко и техник мичман Александр Копейка. Это единственное подразделение на подводной лодке, которое по прихоти случая уцелело в полном составе.

* * *

В то роковое апрельское утро на вахте у приборов, определяющих местоположение атомарины, стоял Геращенко. С первых же секунд аварийной тревоги примчались к нему Слюсаренко и Копейка, встали рядом. Что бы ни случилось, координаты корабля должны быть известны в любую минуту. В этом залог их общего спасения.

Потом Геращенко, надышавшись угарного газа, уйдет наверх, Слюсаренко отправится страховать разведчиков шестого отсека, а мичман Копейка, самый молодой среди земляков-коллег, останется наедине со сложнейшей электроникой.

Мичман Копейка:

— Сам я с Одесщины, Белоднестровский район, село Бритовка. Там у меня отец с матерью и три брата. Старшой — моряк, в Севастополе служил, средний — курсант Симферопольского политического военно-строительного, третий — под Москвой в стройбате, ну и я, самый младший, — на Севере. На лодку пришел матросом срочной службы, а когда увидел, какой здесь хороший экипаж, то решил остаться в нем навсегда — подал бумаги на мичмана, и вот уже скоро год как на «Комсомольце». Если б не командир, грамотный, толковый, не механик, да и вообще все ребята подобрались что надо, — я бы не остался. У меня ведь специальность на гражданке была золотая — техник-строитель. С руками бы всюду оторвали. Но тут такие люди, такая техника. В общем, решил я жизнь переиграть…

…Я остался с комплексом один на один. Вентиляции не было, приборы от перегрева начали «сыпаться», тогда я стал переводить аппаратуру в упрощенный режим работы. Потом остался только один указатель курса. Я его тоже перевел. До самого последнего момента все работало, я выдавал и широту, и долготу, и курс.

Мичман Слюсаренко:

— Я был в пятом… Металл раскаленный. Обматывали кисти полотенцами, чтобы не обжечься. Выводили ребят, давали ЛОХ в шестой. Потом вылез наверх, на рубку, — отдышаться. Корма уже стала притапливаться. Штурман, капитан-лейтенант Смирнов, велел мне быстро спуститься вниз и поторопить Геращенко, который собирал в нашей рубке «секреты». Я все сделал, а когда услышал чей-то крик: «Всем срочно выходить наверх!» — схватил два спасательных жилета и кинулся в центральный пост. Столкнулся с командиром. «Ты последний?» — спросил он. «Кажется, да». Но внизу, в трюме центрального поста, хлопотал у дизель-генератора, гнавшего электричество в осветительную сеть, командир электротехнического дивизиона капитан 3 ранга Испенков. Должно быть, из-за шума дизеля он не услышал команды покинуть отсек. Я побежал к нему, крикнул: «Срочно наверх!» Но было уже поздно. В центральный пост уже врывалась вода.

Испенков заметил поступление воды первым, к нему в трюм она пошла раньше, чем на верхние яруса. Он бежал за мной и кричал: «В третий поступает вода!»