Пламя и шелк - [8]

Отец Мадлен был намного образованнее большинства жителей Райнбаха. А все благодаря своему отцу, который когда-то отправил его учиться в Кельнскую гимназию. После этого Герлах Тынен много лет путешествовал по разным странам и учился мастерству торговли тканями у своих иностранных партнеров. Он говорил на многих языках и учил этому дочерей, пусть и с переменным успехом. Мадлен занималась языками с усердием и практически свободно общалась на английском и голландском. Французский же нравился ей не так, хотя этот язык приобретал все большее значение. Земли у Рейна были захвачены французами, поэтому их язык стали использовать даже в официальных учреждениях.

Мария, хотя и любила французский, была слишком ленивой, чтобы овладеть им в совершенстве. Возможно, это было связано и с тем, что отец старался в первую очередь обучить дочь деловому языку, тогда как Марию больше привлекали цветистые формулировки, которые использовали в своих речах дамы и кавалеры при дворе.

Янни начала изучать языки совсем недавно, и пока было еще не совсем понятно, есть ли у нее талант к этому или нет.

К счастью, следующее письмо, которое Мадлен взяла из стопки первоочередных, было на родном языке. Оно пришло от Германа Леера, торгового партнера из Амстердама, который когда-то был гражданином Райнбаха, но потом ему пришлось бежать отсюда из-за ложного обвинения в колдовстве. Мадлен нравились письма пожилого мужчины, который очень дипломатично и в то же время весьма настойчиво излагал суть своих пожеланий, при этом еще и успевал поделиться интересными новостями со всего мира. Обвинение против него – оно казалось нелепым даже Мадлен – так и не сняли, поэтому Леер давным-давно не приезжал на родину, даже спустя десятилетия после того страшного в своей мерзости времени охоты на ведьм. Только его дети изредка заскакивали в город проведать родственников и знакомых.

Когда Мадлен пробежала глазами первые строчки, легкая улыбка коснулась ее губ. В этот раз старый купец обращался напрямую к ней, называя ее по имени. Было очевидно, что мимо него не прошел незамеченным тот факт, что деловую переписку от имени отца Мадлен теперь взяла на себя.

– У меня есть повод для ревности, потому что у тебя такое выражение лица, как будто ты читаешь любовное письмо?

Игривый мужской голос заставил Мадлен сначала резко вздрогнуть, а затем порывисто поднять голову.

– Петер!

Она мгновенно положила письмо на стол, встала и подошла к статному красивому мужчине, чье появление взволновало ее.

– Вот это сюрприз! Откуда ты так внезапно? Я думала, ты еще минимум две-три недели будешь в дороге. – Она остановилась прямо перед ним и подняла в ожидании голову.

Петер слегка склонился над ней, мгновение поколебался, окинув быстрым взглядом все вокруг, и в следующий момент нежно коснулся коротким поцелуем уголка ее губ.

– Мне удалось справиться с обязанностями быстрее, чем я думал, и поэтому мне разрешили раньше уволиться со службы и вернуться домой.

Мадлен улыбалась уже во весь рот, она с искренней радостью схватила Петера за руку.

– Это значит, что тебе не придется больше уезжать?

– Именно так. – Он сильно сжал ее пальцы своими. – Понятно, что кое-какие вопросы еще нужно утрясти, но, как только обзаведусь собственным домом и обустроюсь в нем, я войду в бизнес моего отца. Кроме того, мне предложили почетную должность писаря при управителе Шалле фон Белле, которую я, разумеется, с радостью принял. – Он остановился, бросил еще один взгляд за спину, не наблюдает ли кто за ними, и нежно привлек Мадлен к себе, пока их тела почти не коснулись друг друга. – И, если ты мне позволишь, я наконец-то официально попрошу у твоего отца твоей руки. Но сначала, понятное дело, согласно старым традициям и нашему положению, я буду за тобой ухаживать.

Мадлен ухмыльнулась.

– Ты и правда считаешь, что в этом есть необходимость? Ведь отец уже давно обещал тебе меня…

– Конечно, так принято. – Петер рассмеялся. – Я так страшно долго заставил тебя дожидаться меня, что теперь в качестве компенсации и искупления имею право хоть какое-то время поносить тебя на руках. Или тебе этого не хочется?

– Чтобы меня носили на руках? – Представив это, Мадлен тоже расхохоталась. – Ну, не знаю. Голова может закружиться. Но тебе действительно не нужно водить вокруг меня хороводы. Ты же знаешь, что я согласна быть твоей.

Глаза Петера засияли.

– Даже если и знаю это, я хотел бы, чтобы ты была полностью уверена в моей симпатии и любви. Я хочу сообщить всему миру и показать всем людям, что отныне мы принадлежим друг другу.

– И немножко похвастаться тоже, разумеется, – добавила она насмешливо.

– Еще бы. Как-никак я беру в невесты самую красивую и очаровательную девушку во всем Райнбахе и окрестностях.

– И у нее, кроме всего прочего, еще и приличное приданое.

– Оно меня не интересует, Мадлен, ты должна бы это знать.

– Но и не помешает, или… Так же незначительно, как и соединение с нашей семьей.

Лицо Петера посерьезнело, однако не утратило своего преисполненного любви выражения.

– В тебе всегда была заметна эта исключительно практичная и благоразумная жилка.

– И что, это плохо?