Пламя гнева - [37]

— Мне холодно! — жаловалась Эвердина. — Согрей меня, Дакунти!

Дакунти укрывала её платком и шалями. Эдвард, раздувая угли, пытался сварить для Эвердины чай на яванской жаровне. Вода кое-как вскипела, но к чаю не было сахара, и Эвердина его не пила. Целыми днями она лежала полуодетая среди разбросанных вещей.

Словно все сговорились против Деккеров — старый дом грозил обвалом; он потрескивал по ночам, точно кто-то ходил вокруг и выстукивал брёвна, ища слабого места. Кто-то разбил на веранде их единственную европейскую лампу, и после шести вечера они сидели в темноте или зажигали яванскую светильню: джутовый фитилёк в масле, налитом в половину скорлупы кокосового ореха.

Ван-Хемерт, выезжая на рассвете на объезд участка, дважды приметил у дома незнакомого человека. Человек стоял на пустыре и внимательно осматривал сад, веранду, изгородь, к которой прислонилась бамбуковая пристройка старой Кадат. Ван-Хемерт не хотел усилить беспокойство в доме и ничего никому не сказал.

Каждый вечер Эдвард осматривал все окна и двери, проверял запоры и клал пистолеты возле своей постели.

Однажды ужасный крик метиски Кадат поднял его среди ночи.

Кто-то проник в её домик снизу, через полуразрушенные половицы приподнятого над землёй пола. В неясной суматохе по другую сторону забора Эдвард различил слабый отчаянный вскрик Дакунти и чей-то резкий голос. Тёмная фигура, едва не задев его, скользнула вдоль забора. Эдвард бросился за ней и наскочил в темноте на человека. Эдвард уже держал его за плечи, но голое, натёртое кокосовым маслом тело скользнуло у него в руках, Эдвард не смог его удержать. Они зажгли с работником свет и обшарили весь дом.

Метиска громко выла на весь двор. Дакунти? Раят? Дети исчезли.

Глава двадцать вторая Дакунти

Всю ночь под ними вертелись колёса и тряслось неровное дно повозки. Всю ночь они ехали куда-то, ещё какие-то связанные люди лежали на дне повозки рядом с ними, и дощатое дно подскакивало на камнях и корнях: ехали перелесками, без дороги. Только два раза за ночь останавливались: в первый раз какой-то сердитый человек с длинными волосами, перевязанными лентой на лбу, подбежал к ним, сосчитал всех и велел вознице ехать дальше; во второй раз остановились уже ближе к утру и стояли довольно долго возле каких-то строений.

Возница куда-то ушёл, а потом много людей пришло сразу; они ругались и вели связанных по двое женщин, а позади бежали ещё люди, громко кричали и грозили. Одна связанная женщина с грудным ребёнком за спиной громче других плакала и причитала… Дакунти вздрогнула, она узнала голос: это была Мадья, жена Касима, их соседа по деревне. Это была их десса, Тьи-Пурут, — в темноте она не сразу узнала. Дакунти закричала, но её никто не слышал, потому что все женщины громко плакали и причитали, а мужчины махали крисами и грозились. Мадью с ребёнком и других женщин бросили в заднюю повозку; человек с лентой крикнул вознице, и все сразу погнали лошадей, а люди из дессы бежали за ними, кричали и страшными словами проклинали человека с лентой.

Передняя повозка свернула на большую дорогу, за ней — другие, и люди отстали. Стало совсем светло, и они остановились перед воротами, над которыми торчал сноп рисовой соломы. Это был пасанг-рахан — постоялый двор.

На пасанг-рахане их всех заперли в грязном сарае. Дакунти смотрела в щель в дощатой стене; она видела пустой двор и китайца-хозяина, который хлопотал у конюшен. Потом Дакунти уснула. Сквозь сон ей всё казалось, что кто-то подходит снаружи и стоит у стены сарая, у самой её головы. Раят громко застонал, и Дакунти проснулась. Во дворе теперь было много людей. Человек в полосатой повязке, оранжевой с красным, намотанной низко, над самыми бровями, поил у колодца распряжённых лошадей. Несколько мужчин стояли вокруг него, они совещались о чём-то. Потом человек в полосатой повязке пошёл к сараю.

— Больно, больно!.. — вдруг опять заплакал Раят. — Надо развязать верёвку!..

— Молчи, Раят, сюда идут! — сказала Дакунти, а человек в повязке уже стоял на пороге. Он прошёл прямо к ним.

— Кто это плачет? — спросил человек.

— Верёвка, верёвка!.. — плакал Раят.

Человек вынул крис и разрубил верёвку. В полосе света, упавшей сквозь щель, Дакунти увидела рукоятку кинжала и голову буйвола, чернью выведенную на ней.

— Ардай! — вскрикнула Дакунти и схватила человека за руку. Это был Ардай, родной брат её отца.

— Дакунти! — прошептал Ардай. — Это ты? Молчи, Дакунти, сегодня ночью мы вас отобьём!

Ардай ушёл, и сейчас же пришёл человек с лентой. Он велел раздать людям воды и лепёшек, а потом их всех опять поволокли в повозки. На этот раз с ними была охрана: несколько человек в одинаковых синих кабайях, с карабинами. Человек с ленгой всё время злился на кого-то, беспокоился и всех торопил, чтобы выехать пораньше. Всё же они выехали поздно; скоро стемнело. Местность резко изменилась, пошли заросли, шумели ручьи. Малаец на передке хлестал коней и торопился, а человек с лентой визгливо кричал что-то на непонятном Дакунти языке. Лошадиный топот послышался сзади: за ними гнались. «Ардай с товарищами», — подумала Дакунти. Малаец отчаянно хлестнул по коням, а человек с лентой соскочил с телеги и побежал рядом. Дакунти никогда ещё не видела такой погони: сзади стреляли, а человек с лентой бежал рядом, — наравне с лошадьми, и хлестал кнутом и по людям, и по коням. Сзади всё стреляли, малаец на передке вдруг охнул и провалился куда-то: дикий, задушенный крик донёсся из-под колёс, а человек с лентой вскочил на место возницы и хлестнул коней ещё сильнее. Они резко свернули, погнали по голым холмам без дороги, и погоня отстала. Высокий забор вырос перед ними и висячий фонарь над воротами.