Пламя гнева - [33]
Эдвард ехал домой узкой полевой дорогой, среди канав. По сторонам лежали рисовые поля: светло-зелёные ростки начинающего всходить риса и поднявшийся золотистый колос. На Яве не знают одного срока для посевов, и зима и лето одинаково жарки и одинаково дождливы; вокруг той же дессы одни режут уже созревший рис, «падди», другие пересаживают молодые ростки, третьи ещё только окапывают своё поле и проводят к нему воду.
Эдвард глядел по сторонам и почти не видел людей. Крестьян угнали на правительственные плантации или на поля раджи. Созревший рис стоял и осыпался, зелёные ростки хирели, не пересаженные вовремя.
Срезая дорогу к дому, Эдвард повернул на узкую тропку. Бамбуковый лесок, весь прямой и частый, рос здесь в нескольких шагах от дороги. Конь шёл тропкой мимо леса. Эдварду показалось вдруг, точно светлая тряпка мелькнула среди тонких стволов. Кто-то пробирался бамбуковым лесом; светлый саронг мелькал всё дальше. Эдвард сошёл с коня. Молодой бамбук рос здесь слишком частыми пучками, тонкие суставчатые стволы столпились на опушке, точно не пуская его. Эдвард пробился с трудом. Дальше стволы поредели, показалась круглая полянка.
Эдвард остановился. На полянке, прикрытые частым строем бамбука, стояли и сидели люди. Они были оборваны и страшны на вид: рёбра под натянутой кожей выступали, как обручи на худом бочонке. Посредине, боком к Эдварду, сидел на земле молодой яванец в полосатой повязке, красной с жёлтым, намотанной низко над самыми бровями. Человек говорил, и на полянке было тихо: его слушали.
— Кровь брызжет из наших глаз! — говорил яванец. — Наших братьев и жён впрягают в плуг, чтобы вспахивать поле белого. Наши дети роют землю во дворе раджи! Слушайте, люди Лебака! — Человек вдруг встал и взмахнул крисом, вынутым из-за пояса. — Большой ветер поднялся над яванской землёй… Притеснителей народа гонят из городов и сел. С плантаций бегут, крестьянин точит крис в своей дессе… Пускай трепещет белый начальник! Пускай трепещет Адхипатти, тигр Лебака, подлый пёс белых, жадный червь, который уже столько лет сосёт наши сердца! Вот что мы готовим для них!
Человек поднял руку с кинжалом, и все увидели рога буйвола, чернью выведенные на серебре рукоятки.
— Ардай! — зашумели голоса. — Ардай из Тьи-Пурута!
— Да, это я, Ардай, сын Мамака! Четырнадцать дней и четырнадцать ночей я бежал с плантаций лесом, разбив камнем цепи; я семь раз встретил грудью течение реки и дважды ушёл от тигра, я ел кору в лесу и ядовитые корни, чтобы не вернуться назад. Что я нашёл в родной дессе? Мой отец убит раджой, дети моего брата разбрелись по чужим людям, мать моя потеряла разум… Десса пуста, мы бродим, как воры, вокруг родной деревни и не смеем снять рис, который посеяли собственными руками. Долго ли мы ещё будем терпеть, крестьяне? Нас много, — легко нам, соединившись, прогнать белых из нашей страны. Пускай поклянётся каждый, что не отступит, когда начнётся бой!..
— Клянёмся, Ардай, клянёмся! — Шум пронёсся по полянке, поднялись руки с отцовскими и дедовскими крисами. — Мы все пойдём, Ардай! — Голоса доносились сверху и снизу. Только сейчас Эдвард увидел, что люди не только на полянке, — кругом люди: в лесу, на земле и на деревьях, между ветвями.
— Клянусь!.. — человек в лохмотьях нищего, более светлый, чем другие, худой, как ствол молодого бамбука, выглянул из ветвей. Это был тот самый крестьянин, которого Эдвард видел в деревне. Должно быть, он успел прибежать сюда более короткой дорогой. Крестьянин стоял под деревом и тряс крисом. Он смотрел в сторону Эдварда, точно видел его, и угрожал ему.
— Клянусь!.. — старик, кривой и тёмный, точно источенный червями корень лесного дерева, лёжа на земле, тоже поднял кинжал. — Мы их прогоним с нашей земли!.. Клянусь!..
Эдварду стало страшно. Ему казалось, что все кинжалы, все взгляды обращены на него. Он тихонько отступил, прячась за стволы.
«Или сейчас, или никогда!» — думал Эдвард, гоня коня дальше через пустыри.
— Эвердина, я решился! — он приехал домой растерзанный и бледный и упал на стул в своём кабинете. — Дольше так продолжаться не может! Надо облегчить страдания лебакских крестьян. Надо убрать раджу, иначе прольётся кровь! Я пишу резиденту, Эвердина! Я буду требовать ареста раджи, облегчения поборов, расследования всех преступлений. Будь что будет, Эвердина, я решился!..
Глава двадцатая
Раджа идёт в наступление
Странные вещи начали происходить в доме Деккеров с того дня, как верховой повёз в Серанг жалобу на раджу.
Раз как-то, засидевшись до позднего вечера в своём кабинете, Эдвард вышел в сад. Было тихо, одуряюще пахли белые цветы. Эдвард спустился со ступенек веранды и прошёл на открытое место, к цветнику. Вдруг стрела просвистела очень близко, у самой его головы. Звук резко пресёкся: должно быть, стрела впилась в ствол дерева рядом. Луна выплыла из-за бамбукового леса, и Эдвард увидел, что перистый кончик стрелы ещё трепещет в лунном свете у ствола, в полутора шагах от него.
Эдвард чиркнул спичкой и осветил ствол. Там, где впился кончик стрелы, светлая кора дерева резко потемнела. Стрела была отравлена.
