Пламя давних пожаров - [21]

Загремели выстрелы и тотчас же стихли… появилась рота солдат и прикладами разогнала фанатиков-истребителей.» («Т. п.», 25.8.1905).

Вот как описывает корреспондент «Тифлисского листка» потрясшее его убийство знакомого пожилого армянина по прозвищу «Карапет-маляр»:

«В понедельник, 22 августа, он рискнул выйти из дому, чтобы купить для семьи хлеба, мяса и какой-нибудь зелени.

На углу Николаевской и Базарной улиц к нему подскочили два перса… Один из убийц выстрелил в упор, а другой всадил в живот бейбут.

Несчастный „Карапет-маляр“ лежал на мостовой, широко раскинув руки и уставив в небо безжизненные остеклевшиеся глаза.

В них затаился вопрос:

— За что?..

К нему порывались с потрясающими воплями жена и дочь.

Я обратился к постовому городовому с вопросом:

— Почему не уберут труп?

— Без распоряжений начальства нельзя убирать.» («Т. Л.», 4.9.1905).

22 августа в Баку пытались прорваться сельские татары; однако высланные против них сотня казаков, рота пехоты и одно орудие легко рассеяли огромную, с ног до головы вооруженную толпу («Т. Л.», 4.9.1905).

Затем произошло неожиданное: войдя во вкус и разъяренные тем, что им не дают полной воли, татары — такие смирные, лояльные татары — забыв о недавнем «русофильстве» — начали стрелять в войска.

Стреляли с крыш, с балконов, из окон.

22 августа был отдан приказ по бакинскому гарнизону: «чтобы при выстрелах из какого-нибудь дома немедленно ответить выстрелами по окну или балкону, откуда произведен выстрел, ввести в дом нижних чинов и захватить стрелявших» («Т. Л.», 28.8.1905).

Однако все армянское население было на этот раз сосредоточено в армянских кварталах, где организовало самооборону.

Получив отпор в городе, татары перенесли основной удар на промыслы. Генерал Фаддеев получил телеграмму от промысловой администрации: «На промыслах тревожно. Вооруженные татары собираются на улицах толпами, наши промысловые татары ушли к ним». Генерал телеграфировал в ответ: «На промыслах войска достаточно, приказы отданы решительные, татар рассеют раньше, чем они дойдут до промыслов». («Р.С.», 28.8.1905).

Тем временем жители окружающих сел, у самих татар известные как отчаянные подонки и головорезы, и татарские рабочие, давно рассорившиеся с другими национальностями на промыслах, напали на Балаханы. Армянских рабочих было больше, все они были вооружены и могли бы отбить нападение; но татары ворвались с факелами и начали поджигать вышки, рабочие казармы, лавки… Вскоре Балаханы были охвачены пламенем. 2 тысячи рабочих, собравшись в круг и поместив в середину женщин и детей, отступили к зданиям Совета съезда нефтепромышленников и промысловой больницы и засели там («Т.Л.», 11.9.1905).

Целый день с промыслов звонили по телефону в город, умоляли о помощи. Приехали три казака, покрутились и ускакали обратно («С.О.», 6.9.1905).

Только на следующий день подошли войска с орудием.

О дальнейшем представители промысловой администрации рассказывали корреспонденту «Тифлисского листка» так:

«Группа рабочих-армян дала залп в сторону двух татар, подвозивших бочки с нефтью к западной стене больничного двора.

Солдаты и казаки, не разобравшись в чем дело, принялись палить из ружей, а потом выстрелили из пушки…

— Убили кого-нибудь?

— Нет, только больных переполошили. Но потом предложили всем отправиться на вокзал и начали отбирать оружие.

— А татар обезоружили?

— Как их обезоружить, когда они рассыпались по всем промыслам?! Их много, более шести тысяч, а войск мало…» («Т. Л.», 11.9.1905).

К событиям в Баку: общий вид пожара на нефтяных промыслах

Фотография из иллюстрированного приложения к газете «Московский листок», №№ 71–72, 1905 г. Фоторепродукция Григория Алексаняна.

Тут не упомянуто, что казаки, ведя армян на станцию, окружили их и дали несколько залпов из ружей — холостых, чтобы «попугать». Женщины в ужасе бросились в ближайшие постройки, но их вытолкали русские рабочие. Затем толпу несколько часов продержали на станции: «Голодные, перепуганные, стояли служащие со своими семьями под сильным ветром, наносившим на них тучи песку. Проходили поезда. Все бросались к ним, но отступали перед ударами прикладов солдатских ружей и казацких нагаек». Уехали только последним, 4-м поездом («С.О.», 6.9.1905).

Из пушек были обстреляны и больница, и здание совета съезда нефтепромышленников. Как оказалось, приказ дал полковник Одишелидзе, утверждавший, будто армяне стреляли по войскам. Доктор больницы Шейнин указывал впоследствии наместнику, что армяне не стреляли и не могли стрелять, так как на войска была вся их надежда! Воронцов отдал Одишелидзе под следствие («Т.Л», 13.9.1905). Было ли это действительно ошибкой, или, скорее, полковник не мог отказать себе в удовольствии пальнуть по «армяшкам»?

«— Три дня Балаханы, Забрат, Раманы напоминали ад: озверевшая толпа била, грабила, расстреливала, жгла. Некоторых русских щадили. Других истребляли так же, как и армян. Раненых швыряли в горящие мазутные ямы или дорезывали. Подле промыслов Манташева окружили безоружную толпу человек в 30 и всех искрошили кинжалами и бейбутами. В Раманах замучили, перестреляли, сожгли более 300 человек…