Пламенное небо - [6]
В конце рабочего дня военком объявил о назначении, выдал направления. В Качинскую школу летчиков едут И. Н. Степаненко, И. Ф. Ребрик, Н. С. Федосов, А. И. Медведев, В. М. Дрыгин, В. Е. Бондаренко и другие бывшие учлеты.
На сборы — пять дней. За это время надо рассчитаться на заводе, в аэроклубе, подготовиться всей командой к убытию. Времени мало.
— Ну, Ванюша, — сказал мне Иван, когда я, запыхавшись, прибежал и сообщил ему об отъезде, — избрал ты себе нелегкую дорогу. Желаю тебе на ней больших успехов.
Старший брат был для меня как отец. Не знал я тогда, что вижу Ивана и разговариваю с ним в последний раз. Он погибнет в первые дни войны, участвуя в отражении атак фашистов, рвущихся к Днепропетровску…
Нас тепло провожал весь завод. Товарищи давали наказ помнить о рабочем коллективе, честно служить Родине, геройски, не щадя жизни, защищать ее от нападений любого врага, не забывая, какое сложное время переживает страна.
Международное положение было действительно сложным и напряженным. Черная тень фашизма нависла над Европой. Гитлеровцы рассматривали свою интервенцию в Испании как тренировку на полигоне, где они проверяли оружие. Они раструбили на весь мир, что Германия обладает самым мощным вооружением и что, в частности, новые истребители Ме-109 во взаимодействии с итальянскими «фиатами» и «макки» завоевали господство в воздухе.
В фашистском бахвальстве было немало преувеличений. Наши добровольцы-летчики Я. В. Смушкевич, А. К. Серов, В. С. Хользунов, Л. Л. Шестаков, А. И. Гусев, С. П. Денисов, Е. С. Птухин, М. Якушин, И. Девотченко, А. Г. Карманов, многие другие геройски сражались в Испании с отборными фашистскими асами, и хваленые немецкие эскадры «Рихтгофен», «Кондор» не раз терпели поражения.
Лихорадочные приготовления империализма во главе с его передовым отрядом — фашизмом к войне не могли не вызвать ответных мер со стороны Советского Союза. Наша страна срочно и решительно предпринимала все возможное для укрепления своей обороноспособности.
… Мы торопились в Качу — наше старейшее летное училище. Там обучались летать первые летчики-асы, закладывались основы применения авиации. Нам, комсомольцам тридцатых годов, выпала честь продолжать традиции и боевую славу этого учебного заведения.
Поезд доставил нас в Севастополь, где состоялась встреча с представителями Качинской школы. Они посетили с нами панораму обороны Севастополя, показали стоящие на рейде грозные красавцы-корабли, познакомили нас с городом, словно вводя в преддверие будущей жизни и учебы.
В Качу прибыли вечером. Строгие корпуса школы высились на берегу Черного моря. В них размещались четыре учебные эскадрильи. Учебный отдел и классы располагались вблизи аэродрома.
Всех нас, прибывших из Днепродзержинского аэроклуба, зачислили в первую эскадрилью к майору Гайдамаке. Итак, мы стали курсантами.
Пройдя курс молодого бойца и приняв присягу, мы быстрыми темпами включились в учебу по программе, которую нам предстояло (в отличие от предыдущих выпусков) освоить не за 2–3 года, а за один. Этого требовала обстановка: стране нужны были новые и новые отряды летчиков, техников, других авиационных специалистов, способных осваивать новые самолеты и умело действовать на них.
Командиром звена был назначен старший лейтенант С. Аистов, нашим инструктором стал младший лейтенант В. П. Попутько.
— Надеюсь на ваши знания и энергию, — сказал он, знакомясь со своими подопечными. — Теперь все зависит только от вас.
Владимир Павлович Попутько был замечательным методистом. Строгий и взыскательный, он считал главным, чтобы курсант усвоил положенный материал, а уже если допустил ошибку, то чтобы непременно понял причины ее возникновения и стремился исправить ее. Постоянно заботясь о получении курсантами глубоких знаний, Попутько добивался от нас целенаправленности в учебе, требовал уяснения каждого полетного задания, проводил качественные разборы. Он следил за тем, чтобы все вели рабочие тетради, в которых бы накапливался материал об успехах и недостатках, и не уставал напоминать о том, как важно вновь и вновь просматривать заметки и учитывать их в работе ежедневно. Благодаря упорной работе нам удалось за несколько месяцев изучить самолет в полном объеме. Раньше на это уходили годы.
Полеты на истребителе давались нелегко. Сказывалось отсутствие привычки к большим скоростям. Следовало освоить особенности посадки, пилотажа в зоне, воздушного боя. Истребитель — грозная боевая машина, но побеждает она врага только в надежных и умелых руках.
После очередного полета и посадки Попутько, выслушав мой доклад, сказал:
— Сдвиги к лучшему у вас есть. Последовательно выполняйте все приемы, не торопитесь, не сбивайтесь с ритма. Главное — расторопность, четкость в действиях. Сумеете выдержать умственную и физическую нагрузку — станете военным летчиком.
Стану ли летчиком?
Этот вопрос волновал не только меня. Кое-кто уже сам убедился, что ему не под силу профессия, некоторых об этом поставили в известность врачи, инструктора или командир эскадрильи капитан Гайдамака. Так случилось, к примеру, с моим хорошим другом Николаем Федосовым. Полеты на истребителе для него оказались слишком тяжелым делом. Командир эскадрильи после нескольких контрольных проверок вызвал его и сказал:
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.