Пламенное небо - [35]

— Что скажет комиссар?

— Считаю предложение в данной ситуации разумным, — согласился Николай Иванович. — Одновременно испытаем технику, проверим ее на практике. И задержки в заправке самолетов не будет.

— Правда, здесь есть и опасный момент, — предупредил Морозов. — Возможно нападение противника, поэтому будем брать только добровольцев.

Желающих ехать поездом не нашлось, все стремились поскорее отбыть к Сталинграду. Техники заняли места позади пилотов.

…Группа уже приближалась к месту приземления, когда на нее внезапно напали «мессершмитты». Завязался воздушный бой, во время которого наши истребители оказались в весьма невыгодном положении. Общеизвестно, как отрицательно сказывается лишний вес на маневренности машины, к тому же, если он размещен за центром тяжести. Если учесть, что каждый техник весил около семидесяти килограммов, да прибавить сюда чемоданы, инструменты, которые он прихватил с собой (иначе зачем лететь!), то можно себе представить, на сколько килограммов «як» стал тяжелее.

Бой пришлось принять. Наши истребители яростно защищались, отчаянно маневрировали. При этом техники не могли удержаться на своих местах, их бросало от бронеспинки к хвосту и обратно. Пятнадцать минут показались им вечностью. Бой прекратился, когда подоспела вторая группа истребителей.

К счастью, никто из «пассажиров» не пострадал, но ни один из них не мог выйти из машины самостоятельно.

Особенно досталось в задней кабине инженеру полка по спецоборудованию А. А. Дроздову. Нелегко пришлось и летчику — старшине М. С. Погорелову. От первой до последней атаки он пилотировал свой самолет с большими перегрузками.

На разборе перелета был и смех, но… сквозь слезы. Командиры пришли к выводу, что в боевой обстановке перевозить людей подобным образом в принципе можно, однако при этом необходимо иметь специальную группу прикрытия, в машинах которой не должно быть лишнего груза. Что ж, верно говорят в народе: век живи и век учись.

С этого дня открывалась новая страница в боевой истории 4-го истребительного. Краткое содержание ее определялось одним словом: Сталинград!

В целях лучшего ознакомления с тактикой воздушных боев противника на этом направлении командир полка пригласил для обмена опытом летчиков из других частей.

— Откроем свою академию, — с улыбкой сказал Морозов. — С лекции — прямо в бой. Закрепляй теорию на практике.

Однако лекторов мы так и не дождались. На подступах к Сталинграду и над городом уже кружились самолеты противника, полк не мог оставаться в стороне от боевых действий. Мы вылетали на задания по нескольку раз в день.

…Наращиваем воздушный бой. Над Сталинградом — свои и вражеские самолеты. Треск пулеметов и пушек, взрывы снарядов, завывание двигателей сливаются в жуткую какофонию, длящуюся с утра до вечера. Преимущество явно на стороне гитлеровцев.

Я в паре с Михаилом Погореловым. Нам теперь часто приходится летать вместе. Меня назначили командиром звена, на петлицах ношу четыре треугольника — старшина. Миша у меня ведомый. Летает он хорошо, с ним спокойно в воздухе, как, впрочем, и на земле.

В составе группы мало самолетов — командир выпускает нас парами, звеньями, чтобы лучше изучали тактику противника, «знакомились» с немецкими асами.

С ходу бросаюсь на «мессеров», даже не выбрав для себя цели. Даю очередь по одному, сам отворачиваю от двоих, наседающих справа и слева. Ускользаю от них, как вьюн, снова захожу для атаки, прицеливаюсь. Один взрывается, падает. Теперь могу свободнее маневрировать и прицеливаться. Но тут новая неприятность: у самолета Михаила повреждено крыло, он вынужден отойти. Фашисты направляют на меня огонь, отсекают от других «яков», один за другим атакуют. Только успевай отбиваться.

Силы слишком неравные. Видимо, поврежден двигатель моей машины. Он начинает перегреваться. Затем в кабину пробиваются горячее масло и вода. Выхожу из боя внезапно: переворотом через крыло. Сажусь на ближайший аэродром. Но уже на пробеге машина резко разворачивается влево. Пытаюсь погасить разворот тормозами и рулем управления, но самолет встает на нос, переворачивается через крыло и ложится на спину. Я оказываюсь прижатым к земле вниз головой. Масло и вода льются по моей одежде. Поблизости никого, кто бы мог помочь.

Над аэродромом грохочет бой, строчат пулеметы, бьют пушки. Минут через десять слышу голоса снаружи:

— Быстрее ломик! Летчика зажало в кабине вниз головой…

Вытащили меня.

— Сгребай с него масло! — командует незнакомый сержант.

Палками и лопатками солдаты очищают мой комбинезон от липкой массы, потом я осматриваю машину. Левое колесо повреждено. Так вот почему она скапотировала!

Над городом продолжается воздушный бой, к земле факелом устремляется чей-то самолет. Позже я узнал: не вернулся с задания старший лейтенант Кобяков. Он сбил «Дорнье-217», свалил «мессер», но и сам погиб… Дорого еще обходится нам каждая встреча с врагом. Но погодите, графы и бароны! Придет и наш час, и полетят вниз ваши рыцарские ордена и подвески, золотые мечи и бриллианты. Победителями в этой жестокой битве будем мы, советские люди!

Мои товарищи сражаются, как герои. По многу раз в день поднимаются в воздух Амет-Хан Султан, Лавриненков, Ситиков, Борисов, Рязанов, Бугарчев, Лещенко, Флейшман. Ранен Михаил Погорелов. В последнем бою ему удалось сбить двух «мессеров», правда, и сам угодил на прицел немецкого аса. Миша сейчас в госпитале. Руки и лицо иссечены осколками, раны заживают медленно, так как в горящем самолете он получил еще и ожоги.