Пламенная кода - [11]

– Эй, – услышал Тони тихий голос, почти шепот.

И зажмурился, ожидая ужасной боли.

До его плеча бережно дотронулись.

Голос был человеческий. Ни малейшего отзвука эхайнских интонаций, ни намека на обычный для эхайнской речи ржавый металл. Но совершенно незнакомый.

Тони открыл глаза.

Напротив него на корточках сидел эхайн.

Еще один эхайн. Очень странный.

Совсем молодой, почти ровесник, очень загорелый, хотя и не по-здешнему, пятнами, а ровным, даже плотным кофейным загаром. По-военному коротко стриженный, но не в форменной одежде, а в чем-то просторном, на манер хламиды из ощутимо добротного черного материала.

И выражение лица у него было совершенно человеческое. Немного потерянное, но невыразимо доброе.

– Ты пришел меня убить? – на всякий случай спросил Тони по-эхайнски.

Едва слышно, одними губами.

– Балда ты, – сказал странный эхайн на чистейшем человеческом языке.

8. Оператор Шерир являет примеры гуманизма

Астероидный тральщик «Пиранья», на хищную тварь, что дала ему свое имя, похожий менее всего, а куда более напоминающий собой неуклюжего краба с яйцевидным телом и торчащими откуда попало членистыми конечностями, величаво проплыл между замершими в тоскливом ожидании корветами и крейсерами, демонстративно и даже нагло полыхая мощными прожекторами. Две торпеды, «семерка» и «восьмерка», зажатые в невидимых кулаках силовых полей, влачились следом.

– Любопытно, кто-нибудь догадается отсалютовать нам как положено? – спросил инспектор Ильвес, ни к кому специально не обращаясь.

Оператор Шерир зыркнул в его сторону бешеным глазом, но ничего не сказал. У него самого были добела стиснуты кулаки, так что ногти врезались в мясо – как будто это имело какое-то значение.

Миновав темную массу орбитального дока с прилипшими к нему люгерами, тральщик погасил прожектора за ненадобностью. Шерир с пульта подал команду беспилотному гравибустеру, что выделялся серебристой, правильных очертаний блямбой на темно-буром куполе «Пираньи», а сам извлек из встроенного шкафа коврик, раскатал его на полу и, не делая даже малейшей попытки отыскать киблу[4] – здесь, за десятки парсеков от всех святынь, это было невыполнимо – приступил к молитве. Инспектор Ильвес, благоразумно воздерживаясь от вопросов, которых у него накопилось море, вернул на прежнее место сброшенные в запале мовиды и занялся просмотром информационной ленты. «Делай что должно, – думал он, – и будь что будет. Любопытно, как часто это правило приходит в голову людям моего поколения?» О том, что случится, когда дьявольский груз, уносимый прочь из этого мира, все же взорвется, он старался не беспокоиться.

По внезапному обрыву потока информации Ильвес понял, что тральщик погрузился в экзометрию. «Наверное, мне следовало бы послать родным и друзьям какое-то прочувствованное послание, – размышлял он. – Потому что, с учетом всех обстоятельств, это все же дорога в один конец. И как мне в голову не пришло?! Ведь были и время, и возможность… А все потому, что я не верю, будто все закончится сегодня и сейчас. Да, разумеется, все люди смертны. Но с какой, собственно, стати мне вдруг умирать именно сегодня?!»

Оператор Шерир вдруг прервал молитву и поспешно вернулся в свое кресло. Лицо его было пасмурно.

– Плохие новости, инспектор, – сказал он.

– Мы не знаем, куда летим? – с иронией осведомился Ильвес.

– И это тоже. Я отключил силовое поле. В экзометрии от него все едино никакого толку. Думал, что торпеды отстанут и потеряются. Все, что в экзометрии за бортом, летит своим курсом. Все существует само по себе. Такое правило, нас так учили. Простой способ избавиться от шлейфа из каменной пыли, что тащится за тральщиком после долгой вахты. Нырнул в экзометрию, стряхнул с себя весь мусор и вернулся в субсвет чистеньким… Но торпеды не отстали. Не знаю, почему.

– Значит, они взорвутся вместе с нами?

– Они не должны взорваться в экзометрии. А если это все же случится, они не должны нам повредить. Они сами по себе. К тому же, в экзометрии энергия не передается на расстоянии. Здесь нет ни расстояний, ни энергии. На это вся надежда.

– И все же, для нас было бы лучше стряхнуть этот мусор.

– Я думал над этим. Недолго, но думал. Наверное, все дело в силовом поле – оно слишком цепко удерживало торпеды возле тральщика, и экзометрия приняла нас за единое целое. Кто знает, что у нее на уме… Мы можем выскочить в субсвет и тут же нырнуть обратно. Сейчас мы уже не единое целое. Либо торпеды останутся в экзометрии, либо последуют за нами и останутся в субсвете.

– Что мешает нам так и поступить?

– Мы летим слишком мало времени. Я не знаю, где мы вывалимся в субсвет. Хорошо, если это будет межзвездное пространство. А вдруг это будет один из миров Федерации? Или какая-нибудь другая обитаемая система? Не для того мы все затеяли, чтобы так обесчеститься.

Инспектор Ильвес посмотрел на собеседника почти с нежностью. Оказывается, и мизантропы бывают гуманистами. А может быть, мизантропов не бывает вовсе… Вслух высказывать эту опасную мысль он не рискнул, чтобы не нарушить величие момента, а согласно заявил:

– В таком случае, мы не станем прерывать полет. По крайней мере, пока не удалимся на достаточное расстояние.