Плацдарм непокоренных - [8]

— Вы говорите сейчас голосом диктора из радиоточки, — упрекнула его Клавдия. — И думаю, что делаете это преднамеренно.

— Угадали. Но в любом случае учтите, что впереди зима, надвигаются морозы. Самое время наших контрнаступлений. В мороз вояки из немцев никакие. Я говорю достаточно убедительно? — улыбнулся Беркут, почувствовав, что речь его действительно стала напоминать то ли речь диктора, то ли выступление перед солдатами, которым через десять минут подниматься в атаку.

Где-то неподалеку, со стороны степи, и в самом деле вспыхнула перестрелка.

«Это в районе дороги, — встревоженно прикинул капитан, прислушиваясь к пальбе. — Участок там, конечно, завален камнями, и все же… самое прорывоопасное направление».

— Но ведь немцы, что наступают на нас, могут истребить наши заставы раньше, чем на берег этот ступит хотя бы один красноармеец.

— Не исключено, — спокойно признал Беркут. — Однако у нас редкостное преимущество — подземелья. Где мы спокойно можем держаться еще как минимум неделю. Убедил? Успокоил?

— Считайте, что да, — неуверенно подтвердила Клавдия после некоторого колебания.

— Ну и божественно.

Несколько минут они сидели молча. Клавдия делала вид, что внимательно вчитывается в строчки написанной по-немецки книги, Беркут же сидел в кровати и откровенно дремал. Смертельная усталость его не нуждалась уже ни в демонстративном подтверждении, ни в маскировке — она была очевидна каждому.

— Ладно, извините… Пойду я, капитан, — вздохнула Клавдия, откладывая книжку.

— Зачем торопиться? — ответил Беркут, не открывая глаз. — Посидите еще, здесь достаточно тепло.

— Там у меня тоже… относительно тепло.

— Кто бы мог подумать!

— В подземелье — свой климат. А комнатка, которую мне подыскали, вообще удивительно сухая. Кроме того, бойцы устлали ее шинелями, солдатскими одеялами и высушенным мхом плавней.

«Лейтенант Кремнев старается», — отметил про себя Беркут, не ощущая при этом ни ревности, ни досады. Он знал, что лейтенант-разведчик откровенно флиртует с учительницей, по поводу чего ему, Андрею, уже намекали и сержант Мальчевский, и Калина, всякий раз удивляясь при этом, что капитан воспринимает их явные подковырки с философским спокойствием.

— Божественно вы устроились: не хватает разве что буржуйки. Но попытаемся раздобыть.

— Жаль, что вы так ни разу и не проведали меня.

— Ошибаетесь, однажды я все же побывал в вашей келье.

— Ах да, верно. Как это я забыла? Но тогда она еще не была столь уютной.

— Тогда — еще нет, — вновь вспомнил он о стараниях Кремнева и его разведчиков, взявшихся покровительствовать не столько над майором, сколько над его спасительницей. — Кстати, если там хорошо замаскировать лаз, немцы могут сто раз пройти мимо него, даже не догадываясь, что за простенком кто-то обитает.

— Лейтенант… — начала было Клавдия. Но, запнувшись на полуслове, исправилась: — …бойцы уже подыскали два больших камня. Как раз для такого случая. И чуть разрыли запасной лаз, по которому, в случае опасности, можно уползти в еще более отдаленную, совершенно изолированную выработку. А еще — добыли для меня немецкую винтовку с двадцатью патронами, а вчера притащили автомат.

— Вместо букетика полевых цветов, — сдержанно улыбнулся Андрей. — Щедрость их непомерна. Благо, что такого добра, как трофейные «шмайссеры», на плато пока хватает.

— Вы словно бы осуждаете их.

— Не осуждаю, а ревную.

— Долго же мне пришлось ждать от вас этих слов, — вздохнула Клавдия.

— Правда, ревную слегка.

— Не старайтесь испортить мнение о себе как о кавалере, оно и так убийственно невысокое.

— Слушаю вас, и говорю себе: «А почему бы тебе самому не явиться к учительнице с букетом автоматов или связкой гранат?».

— А действительно: почему бы вам не явиться к учительнице? Хотя бы и со связкой гранат, если уж ни на что иное фантазии не хватает?

— Воспринимаю, как приглашение. Уроки обращения с оружием вы уже тоже получили?

— Конечно. И даже несколько раз выстрелила. На поверхности. В сторону немцев.

— Предвижу, что противник пережил тогда не самые лучшие минуты в своей жизни.

— Подтруниваете, капитан? — капризно обиделась Клавдия.

— Не без этого, уважаемая учительница. Да простится мне.

— Забудьте наконец, что я учительница.

— С чего вдруг?

— Уже хотя бы потому, что здесь — не школа. Да и вы вряд ли подходите даже для вечерника. И потом, судя по всему, это мешает вам свободно общаться со мной. Уважение, страх или по крайней мере опасение перед учительницей сохраняется у каждого из нас с самого детства.

— Божественная мысль. С этого дня напрочь забываю, кто вы по профессии, — пробормотал Беркут, чувствуя, что сон все же одолевает его, несмотря на то, что рядом прекрасная женщина.

Поняв, что капитан продолжает подтрунивать над ней, Клавдия решительно поднялась и направилась к двери.

Беркут поднялся вслед за ней, но, растерявшись, не сразу сообразил, каким образом следует задержать ее у себя.

— Вот именно, капитан, об учительнице следует забыть. Тогда, может быть, вам случится вспомнить, что перед вами просто женщина. Ничуть не хуже некоторых других, причем вы прекрасно знаете, кого я имею в виду, — отчеканила она, с удовольствием хлопнув дверью перед самым носом Беркута.