Пиявка - [8]

Шрифт
Интервал


Хохочет, быстро рисует.

Сергей выпрямился, смотрит на Евгения. Улыбается, раздавил пиявок ботинком.


СЕРГЕЙ(весело). Как хорошо. Они. Сдохли. От моей крови.


Подошел к этюднику Евгения, встал сзади, смотрит долго и внимательно. Евгений повернулся.


ЕВГЕНИЙ. Что? Тебе по-прежнему плохо? Ты ещё не отошёл?

СЕРГЕЙ. Отходят на тот свет. Мне — лучше. Гораздо лучше…


Смотрит на картину Евгения.


Потряс. Что-то невероятное.

ЕВГЕНИЙ. Что?

СЕРГЕЙ. Не трогай больше ничего. Прошу тебя — всё. Оставь так, как есть. Я прошу тебя. Ты и так прыгнул выше своей головы, крендель, оставь. Прошу тебя.


Евгений смотрит на Сергея. Встал рядом с ним, смотрит на картину, как на что-то, ему не принадлежащее, словно пытается глазами Сергея увидеть сделанное им. То на Сергея посмотрит, то на картину. Пожал плечами. Долго молчат.

Евгений начал натягивать рубашку.


ЕВГЕНИЙ. Спасибо. Очень вежливый ты человек.

СЕРГЕЙ. Спасибо. Я очень вежливый человек.

ЕВГЕНИЙ. От воды холодком каким-то нехорошим потянуло, нет? Тебе не кажется? Становится прохлодновастенько… Вечер близко. Ещё два-три мазка и — готово. Потом сяду и съем чего-нибудь, я проголодался…


Идёт к этюднику, чтобы рисовать, но Сергей вдруг развёл руки в стороны, не пускает Евгения к картине, тихо и яростно:


СЕРГЕЙ. Не лезь, мля, крендель, я тебе сказал — не лезь… Ты всегда всё перебарщиваешь, всегда, всегда! Не надо этих трёх мазков уже, понял?! Когда надо остановиться, задуматься, ничего не трогать, в этот самый момент ты лезешь снова и снова на холст и что-то топчешь там, не лезь, не лезь! Надо намёк, оставить тайну, закрытый полог, не надо его сдёргивать, этот тюль, эту белую ажурную шёлковую ткань, сквозь которую что-то просвечивает, не надо, не надо… Ты всё стараешься сделать для дураков! Не лезь!


Евгений хмыкнул, пожал плечами, начал надевать брюки. Снова кашляет.


ЕВГЕНИЙ. Какой ты стал пьяный… Не подраться бы нам… А кажется, так немного выпил… Из-за чего ты нервничаешь? Из-за какой-то картинки? Брось, глупости, нашёл Рембрандта, Микельанджело.


Достал папиросы, закурил, кашляет.


Да, точно — дело пошло к вечеру… Смотри-ка: папиросы отсырели. А ведь полежали на травке всего-то ничего… Жалко. Жалко. Что-то я не так… Я вдруг начал расклеиваться, к вечеру. Так всегда… Снова, снова… Кашель чёртов…


Сергей стоит у картины, смотрит на неё.


СЕРГЕЙ. Ты не понимаешь… Ты никогда не поймёшь того, что тебе, наверное, из космоса транслируют, а ты только успеваешь делать то, что тебе приказывают, потому что в нормальной голове, в человеческой голове такое не родится никогда, никогда. Как я ненавижу тебя, мерзавец старый, педриломученик… Как ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!!!


На другом берегу озера аукают заблудившиеся грибники. Евгений оделся, обулся.


ЕВГЕНИЙ. Какой ты стал пьяный… Молодой, а такой слабенький… Я вот тоже — слабенький… Старенький, слабенький. Я ослаб от своей старости, а ты ослабеваешь от своей молодости… Да. Какая глубокая и глупая мысль. Изречение… Что-то мне плохо стало вдруг совсем, не нормалды, как ты говоришь… Помру ещё тут…


Сергей смотрит на картину.


СЕРГЕЙ. Можешь умирать…

ЕВГЕНИЙ(хрипло смеется, кашляет). Так оно сейчас и будет… Лягу вот и откину копыта… (Снова закурил). Шутки шутками, но я что-то так серьёзно… (Затушил папиросу). Чёрт, курить не могу… Я прилягу на немного, получше станет, может, ага?


Ложится спиной на траву, тяжело дышит, хрипит.


СЕРГЕЙ(кинулся к Евгению, встал возле него на коленки). Ты чего? Ты серьёзно? Что? Плохо? Ты чёрный стал… Тебе правда плохо? Что? Не шути давай…

ЕВГЕНИЙ(корчится от боли). Я отравился… Я отравился, траванулся…

СЕРГЕЙ. Чем ты отравился? Ты ничего сегодня не ел здесь… Ты не мог отравиться… Ты не мог!

ЕВГЕНИЙ(стонет). Я отравился… Твоя кровь… Я отравился… Я отравился…

СЕРГЕЙ(испуганно). Не мели, не мели языком, не мели, что попало… Какой кровью, какой кровью ты отравился?! Что несёшь, боярин?! Не ври, не ври! Заткнись! Моей кровью он отравился! У меня прекрасная кровь! Заткнись! У меня нормальная кровь! Кровь остановилась от того, что я приложил к ранке подорожник, вот и всё, всё! При чём здесь ты, ты здесь не при чём…


Евгений от боли катается по траве, стонет, хрипит.


ЕВГЕНИЙ. Я умру сейчас… Я умираю… Что-то страшное на меня надвигается… Господи, что-то чёрное… Я задыхаюсь… Я умираю… Помоги мне…

СЕРГЕЙ. Стой, постой, Женечка, стой немного, чуточку только, электричка не скоро, надо подождать, стой… Пешком до города пилить да пилить, я не унесу тебя на себе… Погоди, полежи немного, а потом встанешь! Мы потихоньку пойдём, пойдём, дойдёшь, ты дойдёшь, потерпи…

ЕВГЕНИЙ. Твоя кровь…


Евгений вдруг вскочил. Прижимая руки к животу, кинулся в воду. Идёт по воде, кричит от боли, брызги летят в стороны.

Сергей на берегу, перепугано прыгает по камням, но в воду не идёт.


СЕРГЕЙ. Ты что, ты что… Стой, ты куда?! Куда ты, ну?! Стой!


Молчание.

Ещё долго раздаётся бултыхание, стоны, крики, трещат ветки тальника.

Тишина. Евгений исчез.

Сергей стоит на берегу. Не двигается. Сел на землю, прижал колени к подбородку. Качается из стороны в сторону, молчит, оглядывается, дрожит от холода, шепчет:


Идиот долбанный… Он — идиот… Он что — утонул, что ли? Он где? Он куда делся? Идиот, блин… Крендель, блин…


Еще от автора Николай Владимирович Коляда
Баба Шанель

Любительскому ансамблю народной песни «Наитие» – 10 лет. В нем поют пять женщин-инвалидов «возраста дожития». Юбилейный отчетный концерт становится поводом для воспоминаний, возобновления вековых ссор и сплочения – под угрозой «ребрендинга» и неожиданного прихода солистки в прежде равноправный коллектив.


Американка

Монолог в одном действии. Написана в июле 1991 года. Главная героиня Елена Андреевна много лет назад была изгнана из СССР за антисоветскую деятельность. Прошли годы, и вот теперь, вдали от прекрасной и ненавистной Родины, никому не нужная в Америке, живя в центре Манхэттена, Елена Андреевна вспоминает… Нет, она вспоминает свою последнюю любовь – Патриса: «Кто-то запомнил первую любовь, а я – запомнила последнюю…» – говорит героиня пьесы.


Носферату

Амалия Носферату пригласила в гости человека из Театра, чтобы отдать ему для спектакля ненужные вещи. Оказалось, что отдает она ему всю свою жизнь. А может быть, это вовсе и не однофамилица знаменитого вампира, а сам автор пьесы расстаётся с чем-то важным, любимым?..


Для тебя

«Для тебя» (1991) – это сразу две пьесы Николая Коляды – «Венский стул» и «Черепаха Маня». Первая пьеса – «Венский стул» – приводит героя и героиню в одну пустую, пугающую, замкнутую комнату, далекую от каких-либо конкретных жизненных реалий, опознавательных знаков. Нельзя сказать, где именно очутились персонажи, тем более остается загадочным, как такое произошло. При этом, главным становится тонкий психологический рисунок, органика человеческих отношений, сиюминутность переживаний героев.В ремарках второй пьесы – «Черепаха Маня» – автор неоднократно, и всерьез, и не без иронии сетует, что никак не получается обойтись хорошим литературным языком, герои то и дело переходят на резкие выражения – а что поделаешь? В почерке драматурга есть своего рода мрачный импрессионизм и безбоязненное чутье, заставляющее сохранять ту «правду жизни», которая необходима для создания правды художественной, для выражения именно того драматизма, который чувствует автор.


Куриная слепота

Пьеса в двух действиях. Написана в декабре 1996 года. В провинциальный город в поисках своего отца и матери приезжает некогда знаменитая актриса, а теперь «закатившаяся» звезда Лариса Боровицкая. Она была знаменита, богата и любима поклонниками, но теперь вдруг забыта всеми, обнищала, скатилась, спилась и угасла. Она встречает здесь Анатолия, похожего на её погибшего сорок дней назад друга. В сумасшедшем бреду она пытается вспомнить своё прошлое, понять будущее, увидеть, заглянуть в него. Всё перепутывается в воспаленном сознании Ларисы.


Тутанхамон

В этой истории много смешного и грустного, как, впрочем, всегда бывает в жизни. Три немолодые женщины мечтают о любви, о человеке, который будет рядом и которому нужна будет их любовь и тихая радость. Живут они в маленьком провинциальном городке, на краю жизни, но от этого их любовь и стремление жить во что бы то ни стало, становится только ярче и пронзительнее…