Питер Джексон и создание Средиземья. Все, что вы можете себе представить - [152]

Между сессиями в Средиземье Эстин снялся в телесериале (постапокалиптической драме «Иеремия») и комедии с Адамом Сэндлером («50 первых поцелуев»), а также сбросил тринадцать килограммов. Снова набирать хоть часть веса для роли Сэма было очень сложно. «Я не такой, каким был раньше, – признавал он, – но я уверен, что все получится».

Сэм стал душой «Возвращения короля». Фродо все сложнее противостоять Кольцу, Голлум уже от него зависим, поэтому есть основания полагать, что именно Сэм на этом этапе становится настоящим героем. Именно от его смелости зависит судьба мира. Во множестве высокопарных эссе излагается теория о том, что истинным протагонистом романа следует считать не Фродо, а Сэма. Это его история, рассказанная из далекого будущего (в итоге именно он дописывает книгу).

Вуд говорит о невинности Сэма, который не поддается соблазну. «Я понимаю, почему его называют героем, особенно в третьем фильме, – говорит он. – Впрочем, думаю, без Фродо тоже ничего не вышло бы. Но только благодаря Сэму Фродо достигает цели».

«Я считаю, что настал мой звездный час, – сказал Эстин на площадке, гордо показывая шрам на подошве, который он получил на боевом посту, ковыляя по реке на хоббитских ногах Сэма. – Теперь я прикоснулся к темноте, с которой не имел дела раньше».

В своей автобиографии Эстин признал, что сомневался, сможет ли Джексон вселить в актеров ужас. Режиссер был уверен в себе и приветлив со всеми, не показывая ни намека на панику. Но он никогда не унижал актеров, чтобы «заставить их играть как надо», что было характерно для американской традиции, в которой правду выбивали всеми способами. Понять, что сцены не удались, можно было только тогда, когда у Джексона не получалось не показать своего разочарования.

Эстин понял, что одной мысли о том, чтобы подвести режиссера, оказалось достаточно, чтобы вселить в него страх. Когда хоббиты приближались к цели своего путешествия, едва справляясь с отчаянием на пустошах Мордора, Джексону приходилось прятать другие чувства.

Все вспоминают сцену – ту самую сцену, которая поразила Филиппу Бойенс в самое сердце даже при просмотре потоков на мониторе, – когда Сэм взваливает Фродо на плечи на склоне Роковой горы. «Я не могу нести его за вас… но я могу нести вас!» – восклицает он, заставляя всех прослезиться. Сопровождающая эту сцену струнная мелодия Говарда Шора не оставляет шансов на сопротивление. Впрочем, сознательному Эстину не раз приходило в голову, что в этот момент он в буквальном смысле тащил на себе всю 270-миллионную франшизу.

Что-то в игре Эстина, эмоциональной траектории истории и природной сдержанности Джексона не позволяет этой сцене стать слащавой или манипулятивной. Это жест неповиновения, который может растрогать любого. Более того, эту сцену все заслужили.

И все же для Эстина главным стал момент, предшествующий этой классической сцене. Он почувствовал, что выдает лучшую игру в своей жизни, когда решил напомнить Фродо вкус земляники в Шире, полностью контролируя свой «голос и эмоции». Его слезы казались искренними. Когда Джексон подошел к нему между дублями, Эстин сразу заметил перемену в режиссере.

«Его очки запотели, а по щекам катились слезы».

Эстин и Вуд обсуждали с Уолш и Бойенс, что дружба Сэма и Фродо пересекала классовые границы: Толкин списал ее с отношений денщиков и офицеров во время Первой мировой войны. Вуду не казалось, что Фродо принадлежит к более высокому классу (или что он сам это сознает). «Это просто его происхождение и родословная. Он относится к Сэму так же, как и ко всем остальным».

Тем не менее классовые различия ощущаются. Они не так очевидны, как в книге, но более скромное происхождение Сэма подчеркивается его произношением, некоторой наивностью и тем фактом, что он несет на себе всю провизию. Возможно, актер-англичанин лучше прочувствовал бы эти различия.

Они также знали, что в их близком союзе многие видели гомоэротический подтекст. Эстин сказал, что такая трактовка не лишена смысла, хотя актеры ее и не рассматривали. Сэм обнимает Фродо на «поле боя», что также было эхом военных воспоминаний Толкина. Стоит отметить, что секса в Средиземье вообще не слишком много: даже учитывая грезы Арагорна об Арвен, единственным персонажем, который испытывает хоть толику похоти, остается Грима Гнилоуст, вожделеющий Эовин.

Сегодня снимали сцену, которая не требовала от актеров особых эмоциональных вложений – хотя Серкис и оставался целиком и полностью погружен в мучения Голлума, – и между дублями Эстин подходил ко мне, чтобы продолжить разговор, пока сцена постепенно обретала форму. «Фрэнли Кубрик», как прозвал ее Бойд, всегда снимала больше дублей, чем Джексон.

Эстин сказал, что ему было приятно сниматься под руководством Уолш. «Мне как актеру очень нравится, как она использует язык», – пояснил он. Уолш обычно разбирала психологические аспекты сцены, в то время как Джексону приходилось держать в голове более технические моменты. Чтобы войти в образ Сэма, Эстину достаточно было сосредоточиться, словно заново включая электричество в мозгу. Разворачиваясь на резиновых ногах, он проходил несколько метров и снова оказывался в Моргульской долине, вспоминая мягкий говор Уэст-Кантри с долгими гласными и раскатистыми «р». «Я здесь, мистер Фр-р-родо!»