Питер Джексон и создание Средиземья. Все, что вы можете себе представить - [137]

«Я перешел на темную сторону, – усмехается Ачеведо. – В моей студии установили компьютер, и мы приступили к экспериментам». Как только он переехал в чистейшие помещения «Weta Digital» и освоился с цифровым пульверизатором, пути назад уже не было, как бы сильно он ни скучал по запаху краски.

Ачеведо также вдохнул жизнь в огромные глаза Голлума. Теперь они уже не светились толкиновским «ламповым светом», как в «Братстве Кольца»: режиссер хотел, чтобы они налились кровью и поблекли, как старый бильярдный шар. Эти глаза должны были стать мутными зеркалами истерзанной души.

Был написан код для влаги на губах, в ноздрях и на веках Голлума. Особенно сложно оказалось разобраться с движением его двадцати пяти волосков. Но под удивительной кожей скрывался полностью прописанный набор цифровых костей и мускулов.

По мере развития сюжета в книге развивался и персонаж. При поддержке сценаристов, особенно Уолш, режиссер создал новые сцены, чтобы показать противоборство разных половин расколотой личности шизофреника. Голлум задал тон нелинейному второму фильму и определил эмоциональную траекторию всей трилогии. Этот жалкий тип даже потребовал пересмотра всей цифровой эстетики картины. По словам Леттери, «Братство Кольца» «несколько сильнее упирало на элементы фэнтези», а в «Двух крепостях» они вернулись к «большему натурализму», чтобы Голлум лучше вписывался в созданный мир.

* * *

«Возвращение короля» смело открывается не пейзажем, а крупным планом. На крючке висит извивающийся червяк. Нам показывают безмятежную сцену: два хоббита – они принадлежали к народности хватов – лениво рыбачат на залитой солнцем, зеркально гладкой реке. Один из них немного напоминает Голлума и сильно напоминает Энди Серкиса. Это Смеагол и Деагол, и в прологе рассказывается история Голлума.

Уолш предложила эту идею в ходе съемок. Планировалось, что в «Двух крепостях» они вернутся во времени и покажут, каким был Смеагол задолго до цифрового перерождения и как он завладел Кольцом.

«Чтобы показать, что Голлум не всегда был таким, какой он есть, – поясняет Джексон, – и что Кольцо может сделать с Фродо».

Серкис говорит, что на каком-то этапе его даже не хотели снимать в роли молодого Смеагола. «Я написал Питу, Фрэн и Филиппе: «Слушайте, довольно странно, что я играю Голлума, а вы хотите найти другого актера на роль молодого Смеагола. Чтобы показать трансформацию, вам нужен именно я». Думаю, изначально они хотели найти актера, который был бы значительно моложе».

Деагола сыграл Томас Робинс, который всегда приносил Джексону удачу. Он исполнил роль вымышленного режиссера Колина Маккензи в мокьюментари «Забытое серебро» (куда его пригласили из вежливости, после того как его сцены вырезали из «Небесных созданий»).

Показывая настоящее лицо Серкиса – пусть и ненадолго, – они ужасно рисковали. Так можно было разрушить чары и напомнить всем, что Голлум был не настоящим. Опасность миновала, когда Серкис сумел своей игрой показать, что это один и тот же герой, даже если на нем не было цифровой кожи. Пролог прекрасен хотя бы тем, что показывает, как искажается лицо Смеагола, когда он видит Кольцо в первый раз.

Вскоре из-за найденного Деаголом Кольца завязывается драка, после чего нам показывают, как Смеагол постепенно превращается в Голлума. Не сумев вставить этот фрагмент в «Две крепости», Джексон принял блестящее, но неочевидное решение открыть третий фильм с происходящего у Голлума в голове.

К «Возвращению короля» уже не осталось сомнений, что они сумели, как сказал Кук, «поместить актера в компьютер».

Критики восторженно отреагировали на Голлума в «Двух крепостях» – и на фильм в целом.

«Нам показывают невероятные зрелища, ужасных чудовищ и головокружительные пейзажи, – восхищался Дэвид Энсен из «Newsweek», – но глубже всего в память врезается голый, тощий, шизофреничный Голлум».

Ричард Корлисс из «Time» соглашался, что Голлум поразительно сложен. «Сначала мы видим жалкого Джа-Джа Бинкса, словно бы в исполнении Клауса Кински, но затем Голлум показывает такой спектр эмоций и такой надрыв, которых не покажет ни один актер. Он становится очередным примером стремления Джексона сочетать зрелищность с серьезностью».

Некоторым мастерское воплощение изможденного толкиновского узника Кольца показалось даже слишком хорошим. Написав, что «никто не может поспорить с жизненностью получившегося персонажа», Энтони Лэйн из «The New Yorker» высказал опасения, что Джексон слишком увлекся созданием своего нового детища. «Толкина читаешь не ради тонкостей запутанных умов, а ради приключений и чуда, и до сей поры трилогия Джексона не переставала нас этим удивлять».

После выхода второго фильма Серкис стал главным рупором технологии захвата движения. Дебаты обострились. Разве результат так сильно отличается от того, спросил он, что достигается приемлемыми средствами в актерской игре? Актеру дают костюм, сценарий, парик и грим, его учат другому акценту, обеспечивая его инструментами для создания образа.

«К конце концов, фильм – это холст режиссера, – утверждает он. – Но идея цифрового персонажа заставляет задуматься о сути актерской игры. Вас трогает игра актера, а не обертка, в которой она подается. Вы реагируете столь же эмоционально, как если бы смотрели на крупный план любого другого персонажа».